Внимание!
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (8)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Я считаю, что маленькие и/или слабые существа должны быть тихими и покладистыми, а в случае конфликта - давить скорее на жалость.
Но это сплошь и рядом не так.
Три стандартных сценария:
1) Слабый ощетинился, угрожающе раздулся и яростно наехал на меня. Я не понял, что он слабый, и отступил. Сообразив, какова была расстановка сил, сожалею, что он меня провел.
У меня это чаще всего с животными. Я боюсь яростных животных больше, чем людей. Они легко обманывают меня, раздувшись как шар или показав клыки.
2) Все то же самое, но я не отступил, а атаковал агрессора.
И вдруг наткнулся на неожиданную реакцию: слезы, упреки, крик "Мне больно!".
Такие вещи раздражают.
Если ты не готов конфликтовать по-настоящему, не жалея себя и не боясь боли, то и не конфликтуй вообще, а молчи в тряпочку. Имхо, конечно.
Или уж не упрекай никого в том, что тебе сделали бо-бо. Сам ведь сунулся.
3) Слабый наехал на меня (по моему мнению), а я в ответ тупо жахнул его со всей дури. Окружающие упрекают меня. Они говорят, что а) он не наехал, а оборонялся от меня б) он не злобился, а боялся меня, я его запугал и в) когда он просигнализировал о дискомфорте, вместо извинений я сделал ему еще больнее, не надо так. Первые два пункта я сам не отдупляю. Только с помощью окружающих вспоминаю, что некоторые мои действия он мог воспринять как угрозу. И воспринял.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (19)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Мне живется неплохо, но дни мелькают и отдыхать некогда. Хотя не особо понятно, какие именно дела меня так заколебали. Ведь ничего ж не делаю.
Работа - нормальная работа, тепло, сухо и тяжести таскать не надо.
Дома, правда, сейчас приходится урожай собирать, но от сбора алычи и слив тоже пока никто не помер. Готовлю я без лишних заморочек (ну чего там, запихал какую-нибудь белковую пищу в форму для запекания, полил соусом, посыпал приправами, положил сверху ломти сыра для красоты, включил духовку, выключил духовку). На рынок мне ходить легко, я это дело с детства люблю (особенно люблю все пробовать по ломтику), а еще на рынке гораздо больше улыбчивых общительных продавцов, чем в супермаркетах. Если очереди нет, можно приветливо помурчать с какой-нибудь милой девушкой (или, наоборот, послушать поучения дедушки с булатными зубами, что он там тебе скажет "за жизнь").
Правда, дома я не расслабляюсь, потому что читать дальшедля меня "расслабиться" значит "войти в транс", сиречь "улететь". То есть вообще. Из реальности.
Чтоб глазки были стеклянные и улыбка блаженная, а в ушах наушники либо с интересной аудиокнигой, либо со сводящими с ума индусско-шаманскими напевами вроде "меммиё-меммиё-меммиё, ойвойвой, меммиё-меммиё" (если вы еще не поняли, трек про "меммиё" вполне может быть включен на ПОВТОРЕНИЕ, ведь хорошего много не бывает). Оливер Шанти, Энигма и прочий Карунеш.
Короче, в плане музыки я прямо как сэр Кофа с его шарманкой.
В трансе я могу и тяжелой работой заниматься, не уставая и считая ее отдыхом. Но если меня кто-то спросит, который час (или чем я занимаюсь), я сразу перестаю заряжаться энергией.
А еще ни за что нельзя обдумывать списки дел, пока отдыхаешь. Но это, мне кажется, не только для меня верно. На эти час-два - ты не ты, ничего никому не обещал, телефон на беззвучке в кармане куртки, а куртка в химчистке.
Позавчера устроил себе выходной и оттянулся в ТК. Было все: и прогулка ради прогулки, и покупка наклеек и открыток с Тоторо, и злостное хищение бесплатной газировки из Бургер-Кинга (обзаведись своим стаканчиком за 25 р. в более дешевой едальне и пей, пока не лопнешь). Я разбавил эспрессо пепси-колой и выпил (много пены и эйфория на дне стакана). Там же, где и тоторчики, продавались конфеты из серии "яйца осла, яйца быка, яйца единорога". Кто не знал - знайте. Fini Unicorn Balls (реклама не проплачена, вкусно или нет - хз, я сам пока не решился жрать яйца своего тотемного животного).
Кстати, про тотем. Я таки чую его сигналы. Нашел на улице значок с единорогом, причем не китч, а вполне себе. Починю крепление и буду носить.
А книжку про НЕдинорога я-таки перевел. Уважаю себя.
Под морем - цитата, как все активные веселые родственники давят на угрюмого маленького единорожика, чтобы он сказал "да")))
"– Спросила мама:
– Ну зачем тебе капризы?
Давай дремать под шепот ласкового бриза
Там, в вышине, где только ангелы летают,
Где облака скользят по небу и не тают,
Как белый город или горная гряда!
Единорожка ей ответил громко:
– НЕ-Е!
– Давай на Острове Серебряных морей
Закружим в танце золотистых нежных фей!
А может, с гномами смешная чехарда
Тебе понравится? Скажи, братишка!
– НЕ-Е.
С умильной миной и улыбкой лошадиной
Речь повела единорогова кузина:
— А хочешь яблоко в ванильном шоколаде?
А хочешь вместе искупаться в водопаде?
А вниз по радуге скатиться – кто быстрей?
А порезвиться в море мыльных пузырей?
Мы пузыри с тобой полопаем рогами,
Ты будешь прыгать и смеяться вместе с нами,
Твоя хандра тогда растает без следа!
Ну что молчишь, малыш? Скажи скорее…
– НЕ-Е!"
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (3)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Собственно снился внутри сна диалог о сне.
Мне сказали:
— Если ты проснешься в пять ровно, значит, ты не хочешь ехать на поезде (во сне). Если ты проснешься в пять двадцать, значит, ты хочешь, чтобы поезд поехал. Если ты проснешься позже, значит, ты хочешь, чтобы поезд поехал и по дороге с него сбросили человека.
Я проснулся в пять двадцать и задумался.
Как же называется эта ситуация бредового выбора?
Я не знал, КУДА и ЗАЧЕМ едет поезд.
Я не знал, КОГО собираются сбросить с поезда.
Не знал, почему выбор его судьбы доверен именно мне.
Но я вынужден был принимать решение.
Представьте, что девушке-пленнице, страдающей от жажды, преступник дает стакан минеральной воды и стакан апельсинового сока. И говорят:
— Если ты хочешь воды, значит, ты хочешь, чтобы я казнил господина А, а если ты выберешь апельсиновый сок, значит, выберешь казнь для господина Б.
Выбор бредовый, т. к.
а) девушка в любом случае хочет пить, не сможет отвергнуть оба напитка без вреда для здоровья
б) третий напиток с условием "никого не казнить" ей не предоставлен
в) девушка не знает биографии господ А и Б (за что конкретно их нужно казнить? неизвестно...)
г) ее выбор напитка никак не связан с образами и судьбами господ А и Б (они не нажили состояние на монопольной торговле напитками), логическую связь между девушкой, напитками и казнями видит только преступник и окружающим никак не объясняет.
Может, это называется "псевдо-выбор"?
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (2)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
И мои фантазии вокруг него.
Бегаю по очереди за Риэлля и за Мьярра. Вроливаюсь поочередно в каждого. В моем воображении они, конечно, пересекаются, и я, по выражению Mark Cain, "смотрю ковёр".
Вот какой ковёр я смотрел последние 10 дней.
(Простите, поклонники вселенной, за допущения и отсебятину - я просто гоню и гон записываю).
Риэлль Рант, "День Поминовения", часть 2.
На обратном пути из Храма Риэлль заметил впереди старого редгарда, несущего ширму для театра теней и мешок, вероятно, с реквизитом для представления.
Благородная старость выглядит читать дальшепо-разному. Полинялая одежда редгарда никогда не знавала лучших времен – скорее всего, ее сшил криволапый раб-каджит в подпольной портняжной мастерской. Темно-коричневое лицо изрезали не только глубокие морщины, но и шрамы, из-за чего левый угол рта был оттянут в вечной печальной полуулыбке. Зато жесткие курчавые волосы с годами засияли лунным серебром, белки глаз сохранили чистоту и блеск, да и спина, явно не привыкшая гнуться над конторскими книгами, осталась прямой. Риэлль сильно сомневался, что доживет до преклонных лет, но уж если стареть, то вот так – с гордой спиной и ясным умом, чтобы до последнего часа жить одному, кормиться самому и никому не быть в тягость.
Старый редгард, похоже, привык справляться сам, что бы ни случилось. Но массивный мешок и громоздкая ширма оттянули ему руки. Он пытался тащить ширму то зажав подмышкой, то взвалив на плечо, но как ношу ни перекладывай, легче она не становилась.
Город Вивек безжалостен к слабакам. Старики, калеки и просто усталые ходоки с натруженными ногами быстро обнаруживают, что на пути из Квартала Чужеземцев до Храма им не встретится ни одной скамейки. А лодочники в праздничные дни дерут двойную цену за перевоз, да свободную лодку еще надо найти.
– Давайте помогу, дедушка…
– Не стоит, не стоит. Ширма совсем легкая.
Редгард явно боялся, что незнакомый молодой данмер пару раз уронит ширму или неловко перехватит ее грубой рукой, прорвет вощеную бумагу.
– Я иду в ту же сторону, – сказал Риэлль. – И не спешу. А вашу ширму я понесу бережно, как живую бабочку. Люблю редгардский театр теней. Примете помощь от поклонника?
Данмер угадал: старик был артистом, и грамотная, сдержанная похвала его искусству пришлась ему по душе. Он доверил Риэллю нести ширму.
– А какие представления вы уже видели? – спросил старик.
– Я видел не так много, как хотелось бы, – осторожно ответил Риэлль. На самом деле он посмотрел одно, и то с середины. Просто смешался с толпой зрителей сразу после того, как прикончил одного бретона отравленной иглой. Но сама идея театра теней Риэллю понравилась. Его восхитили изящные марионетки – боги на облаках, демоны с трезубцами, красавицы в развевающихся платьях и воины с кривыми мечами.
Марионетки.
Это слово напомнило ему о чем-то.
Не о чем-то ясном и близком, скорее о тревожном сне или очень давнем страхе.
Юноша и старик приближались к Кварталу Чужеземцев. Запахло читать дальшежареными крабами и печеными бататами, но Риэлль, который весь день только пил пустой и горький травяной чай, так и не купил себе крабовое мясо на палочке под кисло-сладким соусом. Кусок не лез в горло. К вечеру надо бы поесть, пусть и через силу. Мастер настоял бы, чтобы он поел.
Ребятишки нацепили на головы черепа из папье-маше и увлеченно колошматили друг друга деревянными мечами, изображая «непобедимых воинов-скелетов». Подростки, в основном девушки, напудрили лица, обвели глаза палочками древесного угля, намазали губы помадой цвета «кровь вампира» и приклеили к зубам лакированные клыки. И черепа, и мечи, и клыки были куплены в местных лавчонках. Там же предлагали приобрести амулеты из «чистого серебра», с которых серебряное покрытие слезало от одного прикосновения, небрежно сшитые плащи костяных лордов, аляповатые маски даэдротов и алчущих.
Вот во что здесь выродился день поминовения умерших. Любое событие в Вивеке – повод что-нибудь продать. Впрочем, разве в других городах – иначе?
– Грустно видеть, как молодежь в праздничный день ходит, понурив голову, – вздохнул старик, участливо глянув на спутника. Риэлль ненавидел такие вот понимающие взгляды. – В мое время праздники были временем песен и поцелуев.
– Вы, должно быть, недавно живете в Вивеке, дедушка. Сегодня не просто праздник, а день поминовения. То, что из него сделали карнавал – нарушение древних традиций.
– Карнавалы и маскарады – тоже древняя традиция.
– Шутовство. Фиглярство.
– А что плохого в шутовстве? Что дурного в смехе? И разве наши предки и ушедшие друзья не радуются за нас, когда мы пляшем и смеемся?
Риэллю точно булавкой ткнули в сердце.
Плясать и смеяться?
Нет, кое-что и вправду стоит отпраздновать. Когда он умрет, никто не станет призывать его имя в день поминовения. Ни для кого не будет болью и обузой память о Риэлле Ранте.
Это хорошо.
– Я не умею плясать, – сдержанно ответил Риэлль.
– В наши дни кого из молодых ни спроси – ни одного танца толком не знают. Двигаются, как деревянные, боятся поднять глаза на девушек, зато исправно отдавливают им ноги. Бедные девушки! Чем знатнее красавица, тем труднее ей выбраться на праздники в Плазе. Разве что под маской. Чего не хватает Кварталу Чужеземцев, так это большого бала-маскарада в Ночь Осенней Луны. Сколько детей рождается через девять месяцев после таких балов… Раз не хотите присоединиться к праздничной толпе, оставайтесь на наше представление. Бесплатно.
– Что вы, не нужно…
– Да нам не в тягость. Входной платы мы и так не берем, каждый бросает в миску столько, сколько может.
– Тогда я останусь, дедушка. А на обратном пути помогу вам.
– Право, мой друг, не стоит. На обратном пути мне поможет мальчишка. Сейчас он где-то бегает, ленивый чертенок.
– Ваш внук?
– Вряд ли, раз он каджит.
Риэлль растянул губы и показал зубы. Редгард не испугался. Значит, Риэлль хоть немного изменился за полгода, прожитых в Вивеке. Может, его улыбка и лишена обаяния, но это все-таки улыбка.
– Мальчонка неплохо играет на лютне, – заметил редгард. – Аккомпанирует нашим представлениям. Может сыграть грозу и битву. Может наполнить звуками дворец знатного сановника, где слышен шелест шелков и шепот. Может обозначить переборами струн берег моря и глухую лесную чащу. А еще – умиротворение и радость, любовь и дружбу. Да, он понимает, как важна дружба… особенно в этой стране, где она все чаще заменяет закон. Малыш кое-что рассказал старику о своем друге Риэлле.
Риэлль привычно насторожился. Пожалуй, безобидный и безоружный старик-редгард попался ему на пути отнюдь не случайно.
– Я почти не знаю здешних каджитов, – нарочито небрежно ответил он с оттенком национального данмерского высокомерия.
– Не знаете… За одним рыжим исключением, как мне думается.
Риэлль не ответил.
Вот уж ни к чему обсуждать свои личные дела с незнакомцем.
Да и нечего обсуждать. Нет у него никаких личных дел. Ни с кем. Тем более – с Мьярром.
Этот юный каджит во всем – полная противоположность Риэллю. Подросток, нищий музыкант, уличный поэт, он способен без ущерба для здоровья питаться крысами и объедками, хорошо, если не древесной корой – и почти всегда счастлив. И доволен. Чем доволен – непонятно. Ведь живет, пожалуй, вдвое хуже Риэлля. За песни платят куда меньше, чем за убийства.
Однако Мьярр постоянно лезет подбадривать приятеля. Или утешать.
Хотя его не просили.
А вы попробуйте объяснить другу-каджиту понятие «бесцеремонное вмешательство в чужие дела». Каджит с вами согласится, пороется в вашей сумке, съест ваши леденцы от кашля, скажет: «Да леденцы – ерунда, я тебя сам вылечу!» и предложит поставить вам клизму – когда-когда, сейчас, нечего с этим затягивать.
Мьярр, может, и не настолько бестактный, поэт все-таки, натура тонкая. Но Риэлля уже тошнит от мьярровских фразочек вроде «что ни делается, все к лучшему» и «в самом конце с тобой все будет хорошо, поверь, я точно знаю».
Идиот малолетний. В самом конце… Конец у всех один, и нечего обольщаться.
Кстати, Мьярр не рассказывал о старом редгарде. И о своем круге друзей. Трещал о пустяках, беззлобно поддразнивая Риэлля, перескакивая с предмета на предмет, перепрыгивая трещины в мостовой, обгоняя данмера и беспечно приплясывая перед ним. Вот-вот начнет прямо на улице ловить свой хвост или солнечные зайчики. Что поделаешь, каджит. Никаких манер.
– Давно вы сами дружите с каджитами? – суховато поинтересовался темный эльф.
Редгард поглядел на него с едва заметной усмешкой.
– С такими, как Мьярр – давно. С такими, как Дро’Захар – совсем не дружу.
– Вы сказали – Дро’Захар?
– Просто к слову пришлось.
– Вы его знаете, – Риэлль умышленно «забыл» о вопросительной интонации.
– Я знаю много разных каджитов. Знаю кошечку, горячую и бархатистую – ради нее одной сбросил бы с плеч тридцать лет, если б мог. Знаю ученого книжника в Квартале Чужеземцев – вам бы стоило поговорить с ним, узнаете кое-то важное для себя. А еще знаю бандита, что снял комнату в округе Святого Олмса. Он не такой бандит, который живет и дает жить другим. Очень нехорошо обходится со своими собратьями по несчастью, с бедными эмигрантами. Когда они пытаются начать свое дело, он тут как тут. Стоит им хоть немного заработать, он выжимает из них все деньги. У бедных эмигрантов нет золота и драгоценностей, однако есть кое-какие связи. У всех в Вварденфелле есть связи. Без них не проживешь. Бедные рабочие пчелки ужалят злодея – и умрут. А вот быстрая оса может жалить и жалить... Есть такой интересный вид ос – полистэс карнифэкс по-имперски, а по-нашему, стало быть, оса-палач. Да вам, должно быть, без интереса болтовня старого редгарда…
– Отчего же, дедушка. Мне нравится слушать умных людей. К слову, а чем питается этот ваш карнифэкс?
– Ну, вряд ли голодает. Перекусит там, перехватит тут. Вот что мне вспомнилось: воины здешней Гильдии Бойцов и рады бы найти нехорошего каджита, да не знают, где он прячется. Трясут его соплеменников, а те, конечно, не дураки – сдавать своих. Даже если кто из эльсвейрской диаспоры знает его жилище – Канал Юг-Два – и не считает себя другом плохого бандита… Грубые бойцы не умеют задавать правильные вопросы. Допустим, доброволец, состоящий в Гильдии, взял бы это дело на себя. Получил бы награду по контракту. А если он умен, то мог бы заключить сделку и с Элмарионом, ростовщиком, ничего ему не рассказав ни о Гильдии, ни обо мне. Элмариона тоже беспокоит хвостатый бандит. И Элмарион все еще помнит того, кто два месяца назад вернул ему внучку.
А, ну да, внучка ростовщика Элмариона. Чернокожая десятилетка с железными нервами. Когда Риэлль спас ее от похитительницы-культистки, которая готовилась скормить ребенка своему Господину, маленькая редгардка выглядела хмурой и озабоченной, но и только. Спрыгнула с алтаря, переступила через брызги чужой крови на полу. «Пошлите», по-дедовски резко велела она взрослому дяде. Произношение ужасное, отметил Риэлль. И ответил наглому ребенку: «При детях не пошлю». Малышка не сочла нужным понять насмешку. «Да пошлите отсюда. Эта тетка чокнутая меня в туалет не пустила. А мне прям щас надо». Другой ребенок на ее месте описался бы две минуты назад, когда над ним сверкнул занесенный нож. Впрочем, кто их поймет, этих современных детей…
– Элмарион считает, что вы страшно упрямы, почтенный Рант. Но ваше упрямство его позабавило.
Риэлль позволил себе слегка удивиться.
– Ростовщик – ваш родственник?
– Мы что, похожи?
Риэлль мысленно поставил рядом сутулого толстяка Элмариона и своего статного сухощавого спутника. У обоих ушные раковины удлиненные и чуть приплюснутые, глаза – глубоко посаженные, лбы – широкие и высокие, сильные руки и длинные пальцы с короткими ногтями.
– Похожи.
– Так никто не считал с тех пор, как мы сносили детские штанишки.
– Для красноглазого данмера все редгарды – на одно лицо, – хмыкнул Риэлль. – Не друг же он вам. А личным – поделился.
– Раз вы только сейчас поняли, что мы братья, значит, он вам не рассказал обо мне. Постыдился. Похоже на него.
– Семьи, – вздохнул Риэлль. С детства он наблюдал за семьями – чужими семьями – словно изучал культуру чуждого мира. Сначала – завидовал. Теперь уже нет.
Старик объяснил:
– Я бы и пальцем не пошевелил ради моего занудного старшего брата. Но у него славная внучка. Я рад, что она вернулась домой.
Риэлль промолчал. Не рассказывать же, как ростовщик, прижимая к себе спасенную внучку, брюзгливо торговался с ним из-за каждого медяка, и как Риэлль, прикрыв глаза, считал про себя до десяти, чтобы не рявкнуть: «А я передумал ее продавать!» – и не вырвать девчонку из цепких морщинистых рук.
Боги, он еле сдержался. Только потому, что чернокудрая малышка все время теребила Элмариона за одежду: «Деда, ну пойдем, а, деда? Я домой хочу». Это был живой настоящий ребенок. В другом, более правильном мире у Риэлля была бы племянница ее лет, которая втайне строила бы коварные планы насчет превращения дяди в лошадку.
– Как она? – спросил Риэлль.
– Жива, здорова.
– От нее много шума. – Это был не вопрос.
– Шума хватает. Она вбила себе в голову, что не хочет продолжать семейное дело, а хочет бороться с преступностью. Ее бы воля, хоть сегодня пошла бы наниматься в Ординаторы.
Риэлль к Ординаторам относился скептически, но еще более скептически он относился к ростовщикам.
– Что ж, удачи ей.
– Удачи тому бедняге-Ординатору, который попытается ей отказать, – усмехнулся редгард. – Э-эй! Мьярр! Иди сюда! Мья-а-арр! Где тебя носило, чертенок ты хвостатый?
Риэлль увидел далеко впереди Мьярра. Всего на мгновение мелькнула нелепая мысль – побежать навстречу рыжему пятнышку. Конечно, он не побежал. Он нес ширму. И вообще.
А Мьярра невозможно не заметить издалека. Походка смешная – будто вот-вот подпрыгнет и взлетит. Маску даэдрота он снял из-за жары, и она болталась у него за спиной, словно нелепая зубастая шляпа на зеленой ленте. Сам янтарно-рыжий, глаза распахнутые, огромные уши ловят звуки города, вибриссы – лучики солнечные, улыбка – больше лица, на пол-Вивека улыбка. Он весь точно не из мяса и костей, а из лета. Зимой в отдельно взятой комнате устроит июль. Сияет, искрится.
(Идеальная мишень?)…
Еще раз так подумаешь, мысленно одернул себя Риэлль – перестанешь брать заказы и будешь неделю в храме полы мыть.
Мьярр увидел их и тут же побежал навстречу.
– Ри!
Он единственный в целом свете обращался к Риэллю Ранту столь фамильярно. И не потому, что Риэлль ему разрешил, нет. Просто Мьярр взял и назвал Риэлля дружеским именем Ри. А Риэлль не нашелся с ответом. Хотел пригрозить, что отрежет котенку ушки и усики, но умный боец угрожает лишь тем, что и вправду способен исполнить. Или не угрожает совсем. Вот Риэлль и промолчал. И остался – Ри. Пока он раздумывал, как это пресечь, месяца три пролетело, и слишком много накопилось всяких мелочей, которые он не успевал вовремя пресекать.
Например…
– Приве-е-ет!
Мьярр налетел на Ри и с разбегу ткнулся данмеру моськой в солнечное сплетение. В лапе юный каджит держал палочку с нанизанной на нее едой.
– А я вас везде ищу, дедушка Тэйе! А вы привели Ри! А я и не знал, что вы знаете друг друга! Ри, меня тут угостили печеными бататами! Ты попробуй, попробуй!
И не успел Риэлль опомниться, как у него во рту оказался кусок пепельного батата.
Мьярр не обратил внимания, что розовыми кончиками пальцев на мгновение коснулся сухих темно-серых губ данмера. Еще немного, и засунул бы пальцы в чужой рот.
Пока ошеломленный Риэлль самостоятельно переживал шок от столь бесцеремонного прикосновения, новым взглядом смотрел на так называемого «дедушку Тэйе» и жевал батат (чересчур соленый и слишком острый), Мьярр получил от старика дружеский подзатыльник.
– Ты почему не пришел вовремя?
– Простите, дедушка! Виноват!
– «Простите! Виноват!» Посмотрите, почтенный Рант, на эту улыбчивую морду. Хоть брани, хоть бей, все ему нипочем. Где тебя носило, рыжая шубка?
– То здесь, то там. Праздник же. Подзаработать можно, да и подкормиться. Какие столы накрыты в Округе святого Олмса! Поминальную кашу раздают всем желающим за спасибо! Я так наелся! И еще съел бы, но кожи на животе не хватило. Ри, давай сходим туда, у тебя хоть щеки появятся, а то одни ямки! – Мьярр ткнул пальцем под высокую, резко очерченную скулу данмера. – Дедушка Тэйе, вы не смотрите, что Ри такой жутко худой. Ему дают хорошие задания, я же вам говорил. Он мог бы есть от пуза. Просто откладывает деньги, хочет, чтобы у него была безопасная подушка. Ри, а чем она набита – безопасная подушка? Она дорогая? Почему на нее надо копить? Знаете, дедушка Тэйе, Ри может накопить на двадцать безопасных подушек! Всегда-всегда добивается своего. Я тоже хочу так научиться. Лишь бы только все время помнить, чего я должен добиваться и зачем. А то иду в одно место, попадаю в другое. Ри, а ты мне покажешь потом свою подушку? Я в этом году уже два раза спал на подушке! Хороший год выдался!
Иногда Мьярр, болтая о том о сем, мог ляпнуть такое, что Риэллю хотелось застонать. Или стереть весь мир в порошок и начать историю заново. И ведь глупый порыв. Сам-то Мьярр счастлив. Два раза в этом году спал на подушке.
– Ой, дедушка Тэйе, я же забыл вас познакомить…
– Мы познакомились, – хмуро отозвался Риэлль Рант, чувствуя, что его в каком-то смысле оставили в дураках. – И всю дорогу болтали о пустяках.
– Значит, для вас это были пустяки? – спросил редгард.
– Нет. Для вас – пустяки. Если вы и есть Черный Тэйе, могли бы и своими руками прибрать мусор.
Бывший ассасин и бровью не повел.
– Мог бы. Но устал.
– Предпочитаете передвигать марионетки?
– Предпочитаю рассказывать сказки о героях. Чтобы сказки жили. А иногда – повторялись. И сами искали новых героев.
– Дедушка Тэйе знает все сказки на свете! – восторженно воскликнул Мьярр. – Вы друг другу понравитесь, вот увидите! Ри тоже знает замечательные сказки, а еще – сам придумывает…
Риэлль вспомнил, как получилось, что Мьярр теперь считает его сказочником.
Каждому музыканту нужен покровитель. Мьярр тоже как-то встретил покровителя искусств, большого любителя музыки – и детей. Никем не предупрежденный о последнем обстоятельстве, юный каджит решил, наконец, узнать, какая она – сытая безбедная жизнь. И что лучше – окунать карамель в расплавленный сыр или сыр – в расплавленную карамель. Все это чуть не кончилось для мальчика очень скверно. Мьярр сидел в покоях своего патрона, наслаждался красотой, царящей кругом, жевал пирожное и мурлыкал. Кошки рождаются с уверенностью, что им все дадут за красивые глаза, а от них требуется одно – мурлыкать. Мьярр не думал о мягкой холеной руке, которая его кормит. Не подозревал, что эта рука умеет быть жесткой и смыкаться на горле. Покровитель соизволил усмехнуться – мол, в прошлый раз ты рассовал по карманам подарки, за три минуты подчистую сожрал ужин и умчался, не оставшись ночевать, и не вредно ли так резво бегать с набитым желудком? Уже не рассчитывая связать юного каджита обязательствами, покровитель решил его запереть и связать буквально. Пускай отрабатывает вложенные средства. Мьярр в ужасе заметался по комнате, словно рыжее воющее порождение демонов, перебил дорогие вазы, исцарапал слуг и удрал в окно.
Подаренная покровителем лютня осталась в соседней комнате, и забрать ее не было никакой возможности. Лютня и Мьярр, едва узнав друг друга, расстались навек. Никому не понять, что это значит для музыканта. Словом, потосковав какое-то время, Мьярр понял, что так жить нельзя. Он решился на безрассудную рискованную ночную вылазку – и воссоединился со своей лютней. С точки зрения имперских законов – украл ее. Ведь никому теперь не докажешь, что лютня была подарком…
Самолюбие покровителя было задето. Он послал своего человека, чтобы тот сломал лютню, выбил юному музыканту запястья и раздробил пальцы.
«Свой человек» отправился в Вивек. И там исчез. Ну, бывает.
А нечего подбираться к друзьям Риэлля Ранта. Не так уж много у Риэлля друзей. Тем более – друзей-музыкантов, которым легче умереть, чем лишиться пальцев.
Но лютня не пережила ночной схватки.
«Ри… Ее убили…»
«Ты сам-то цел?»
Мьярр – хвала богам, живой и здоровый – сидел на сыром полу подземелья и нянчил обломки лютни.
«Она была хорошая. Она была живая».
«Да-да, я знаю. Не оборачивайся».
Риэлль Рант – красноглазый, весь в мелких брызгах крови, воплотившийся кошмар, которым боязно пугать детей (а вдруг сбудется) – склонился над убитым, привычно прикрыл ему глаза, чтобы отпустить душу, привычно изрезал ножом лицо мертвеца, чтобы не сразу опознали, привычно обобрал труп, оттащил за ноги в сторону и зашвырнул за мусорную кучу. На корм крысам. Мьярр послушно смотрел в другую сторону. Но все слышал. Да и не мог не понимать, что именно происходит за его спиной.
«Ри… Получается, тебе пришлось убить его из-за меня. Если б я сидел тихо, а не полез тырить лютню…»
«Он пришел сюда – искалечить безоружного мальчишку. А ко встрече со мной не подготовился. Тупость наказуема».
«Моя – тоже».
Риэлль не стал возражать.
Мальчик в последний раз погладил узорчатый бок разбитой лютни.
Риэлль сидел с Мьярром всю ночь после нападения в подземельях, держал его лапы – едва не искалеченные – в своих ладонях и говорил с ним, говорил, всякую чушь плел, сказки рассказывал. Наконец, Мьярр перестал всхлипывать и дрожать. Риэлль заметил у него на ухе каплю чужой крови и, продолжая рассказывать сказку, стер кровь рукавом.
«Жил некогда крестьянин, и было у него два гуара, приученных к ярму. Один из них пропал, и крестьянин пошел его искать. Набитая горная тропинка не сохранила никаких следов. За поворотом она разделилась на две, немного погодя те две тропинки разделились на четыре, а те – на восемь. Крестьянин пошел за советом к мудрецу… Ну, тихо, тихо… Это крысы дерутся, Мьярр. Это не люди. Не так страшно, да?»…
Мьярр судорожно вздохнул – и вдруг уснул, крепко сжимая руку сказочника. Руку, привычную к стали и крови, а не к тому, чтобы на ней дремал котенок.
То, что связало их с той поры, никакими словами не называлось. Мьярр не начал ходить хвостиком за своим спасителем. Он понимал, что был бы обузой. Риэллю Ранту не нужен помощник. Данмер и не позволил бы ребенку – даже родному брату – разделить жизнь с убийцей. Зачем?.. Но после мимолетных встреч с котенком Риэлль обнаруживал у себя в карманах то помятый цветок золотого канета, то маленький подарок, заботливо завернутый в бумагу, то рисунок, то записку. Иногда в записках говорилось нечто важное. Иногда – то, что Риэлль уже знал. Но эти последние как раз и вызвали у данмера доверие к маленькому каджиту. Он знал, что за ним охотится Темное Братство, и Мьярр предупреждал его о том же. Он знал, что перешел дорогу одному телваннийскому лорду, и Мьярр написал своими полудетскими каракулями, что двое слуг из знатного дома, переодетые простыми торговцами, искали Риэлля Ранта в Квартале Чужеземцев. Похоже, Мьярр был с ним честен.
Скорее всего, юному барду понравилась новая игра – дружить с опасной личностью вроде Риэлля Ранта. Чувствовать себя героем чужой таинственной истории. Наверное, так. Потому что чувство долга для каджита – мотив слабенький. Мьярр (хвала богам!) никогда не заявлял: «Теперь я твой должник на всю жизнь».
Для Риэлля самая большая благодарность – что Мьярр забыл ту ночь. Не остался заикой. Не бросил музыку. И не начал бояться собственной тени. Наоборот, поразмыслил о случившемся и захотел учиться азам самообороны. Учился на удивление прилежно, делал успехи.
Сошлись как-то на поляне возле порта силт страйдеров – там трава мягкая, новичку падать не больно. «Ри, ты не береги мои пальцы, хватай крепче, как настоящий злодей. Ведь я сам должен их уберечь».
Как настоящий злодей…
А Риэлль, интересно, какой злодей? Придуманный, что ли?!
Попробовал применить захват, а мальчишки нет как нет. Отскочил в сторону огромным прыжком, что твой кузнечик, и смеется заливисто – знай наших!
Риэлль почему-то навсегда запомнил и его смех, и давешние слезы, и тепло маленьких лап в своих ладонях.
– Чувствуете, как пахнет крабами? М-м-м, копченые крабушки! Пахнут в сто миллионов раз лучше, чем цветы! А вы знаете байку про грязекраба-торговца? Говорят, на островах один грязекраб…
Риэлль вернулся в реальность.
Купил кусок подкопченного крабового мяса. И сунул пакет в лапы котенку.
– Ешь. И заткнись хоть на минуту.
– Напополам! – тут же решил Мьярр, откусил меньшую долю, а большую протянул другу.
Риэлль замешкался. Как-то это все… Точно из одной чаши пить…
Мьярр запихнул угощение ему в рот.
– Жуй-жуй. Расти большой.
– Я уже не рафту, – мрачно сказал Риэлль, поневоле жуя вкуснейшее мясо и не представляя себе, что о них двоих подумает Черный Тэйе, самый быстрый короткий клинок своего времени.
Впрочем, пусть думает, что хочет.
@темы: творчество мое
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
что мозг сам начисто блокирует неудобную информацию, БЕЗ всякого вашего участия?
Вы, допустим, по какой-то причине не очень любите вкус, например, кефира. И каждый раз забываете его купить и даже забываете, что вас об этом просили.
Вот так:
- А где кефир?
- Какой кефир? Его же не было в списке покупок.
- Был. Где список?
- В кармане... а, нет... странно, список потерялся.
- Опять? Третий раз уже списки теряешь.
- Может, я его нечаянно выкинул вместе с чеком, не помню.
- Но тебя же и устно просили купить кефир.
- Не помню. Не было такого.
- Было. Раз пять. Купи кефир, купи кефир... Ладно уж, что с тебя взять, обойдемся без кефира...
Я уже не могу верить своей памяти и вообще доверять своему мозгу.
Кефир - это пустяки.
Я все время забываю гораздо более важные вещи, связанные с работой, с моим будущим, с большой ответственностью. Потому что меня пугает ответственность.
Мне кажется, чем больше ответственности, тем меньше наслаждаешься каждым днем.
Я не могу жить, если за день ни разу ничему не обрадуюсь. И не могу жить, постоянно думая про обязанности и никогда не отвлекаясь от них.
Для меня почему-то самым тяжелым периодом в жизни была школа (а не универ и не взрослая жизнь после универа).
В школу я ежедневно шел со страхом, читать дальшестрессом, ссорами-криками, а то и слезами, полдня сжимался комочком в недоумении, за что меня все время ругают, а еще полдня (!) где-то до 9-10 вечера делал домашку. Ну то есть как - делал домашку. Сначала я над ней сидел и рисовал посторонние рисунки. А потом соображал, что домашка сама не сделается, и начинал ругать себя и плакать. Плач и самокопание отнимали у меня последние силы, и я тупо смотрел в параграф, не понимая, ЗАЧЕМ вообще мне надо его учить, когда мои насущные проблемы и моя реальная жизнь просто рядом не лежали с этим параграфом. Где я и где алгебра... Но почему-то я не имею права жить, если не выучу алгебру. Никто мне не скажет: "Успокойся, не плачь, ложись спать, все это неважно, не страшно". Потому что это ВАЖНО. Потому что это СТРАШНО. Хоть и непонятно, почему. Если я не вытяну триместр на четыре-пять, мама расстроится, а тянуть я не могу и не хочу, мне самому триста раз наплевать, как я учусь и что из меня вырастет, и вырастет ли вообще. Но маму расстраивать нельзя.
Господи, вспомнил и снова чувствую ком в горле, будто вернулся в то время.
Я не справлялся с ситуацией.
И так каждый будний день.
Я не знаю, как это сочеталось с четверками и пятерками, которые я в итоге получал. На меня все время требовательно повышали голос: "Не копайся, не спи, не отвлекайся, не бегай, не отворачивайся, отвечай, когда с тобой говорят!!!" - и смотрели с такой неприязнью, что мне казалось - я должен быть троечником. С минусом.
В школе мне не разрешали прогуливать никогда - только по тяжелой ФИЗИЧЕСКОЙ болезни. Душевные травмы не в счет. Позже я с изумлением узнал, что бывает иначе. То и дело читал в книгах: "После пережитого потрясения ребенку разрешили день посидеть дома". Да я же все время переживал потрясения! То из-за деда (сумасшедший дед - отдельная песня), то сам по себе. Меня заставили идти в школу, когда утром умер мой кот и я сам жить не особо хотел, а хотел только спать (заспать боль). Однажды полдня не видел и не воспринимал уроки, меня дико трясло, я отвечал невпопад, и в итоге меня вырвало в классе у доски (я был почему-то рад, что одноклассники и училка закричали от испуга и отвращения, так им и надо).
В универе я первым делом научился прогуливать. Признаюсь, не из-за травм - мне было ОЧЕНЬ хорошо на занятиях - просто хотелось знать, что я могу делать, что хочу, могу совершать ошибки, и это не смертельно-ужасно. А еще мне было мало времени - понимаете? Мне было мало времени на себя, вот я и урывал его от занятий. Я играл ролевки, рисовал, ходил в гости, пел в группе, почти не спал, так много надо было успеть - дышал, ЖИЛ. В школе не жил, надо было хоть узнать впервые, каково это!
Понятно, первую работу я тоже прогуливал и быстро с нее вылетел))))
Сейчас более-менее понимаю, что такое работа, хотя еще на 100% социализировался в этом плане.
Но вот во взрослом якобы сознательном возрасте столкнулся с тем, что моя голова сама выталкивает все, что пахнет обязанностями. Руки сами выбрасывают записки со списками дел, а я этого не отдупляю, не чувствую, не помню!
У меня теперь так бывает часто.
Я не знаю, что делать.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (12)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ (начало)
В день поминовения Риэлль Рант снова оказался в Вивеке.
Солнце обрушилось на город, точно золотой молот небесного кузнеца. И расплющило всех, кроме каджитов и редгардов, которые наслаждались «погожим деньком». Остальные лежали пластом, если им было где прилечь, пили воду с кисловатыми листьями хальклоу, если могли ее купить, и всеми правдами и неправдами отлынивали от работы, если, конечно, у них была работа.
Риэлль просидел полдня в «Эльфийских Народах». Забившись в уютный темный угол и прочитав заклятие ночного видения, он чинил куртку. Конечно, ее можно было бы починить и магией. Стала бы как новая. Но для этого следовало буквально влезть куртке в душу и убедить ее, что она цела. Если ты не маг высокого ранга, то пару месяцев после такого эксперимента будешь считать себя курткой, всем телом прижиматься к людям и умолять, чтобы они тебя надели. Риэлль читать дальшене любил прижиматься к людям. И штопал вещи по старинке, любуясь аккуратными мелкими стежками. Ему нравилось работать на совесть. О каком бы деле ни шла речь. Куртка, добротная, купленная по случаю на толкучке, до него сменила пару-тройку владельцев и обзавелась подозрительными дырами на груди и спине. Риэлль тихонько вздохнул и слегка закатил глаза, впервые увидев эти дыры. Предыдущего владельца явно убили дилетанты.
Под вечер духота выгнала горожан из домов.
Данмеры потянулись в Храм с подношениями – мешочками монет и благовониями.
Риэлль тоже сходил в Храм, хотя не любил толпу, и бумажные цветы, и дешевые благовония, и мушиное жужжание сотен голосов, бубнящих молитвы. Но ничего не поделаешь. Мастера помянуть надо.
Выстояв очередь и преклонив колени перед каменной стелой в святилище, Риэлль в который раз поймал себя на том, что молится не богам – за мастера, а просто – мастеру. Зажмурившись, видел не застывшее лицо каменного Вивека, а совсем другое лицо, живое – о боги, живое – самое далекое на свете.
Риэлль не мог считаться первым и любимым учеником мастера. Не стал и близким другом. Мастер был не из тех, кому нужны близкие друзья и кто за чашей вина рассказывает им свою жизнь и открывает тайные помыслы, как на духу – он, собственно, и вина-то в рот не брал.
Если подумать, Риэлль наверняка был для него обузой. Подобранный на улице сирота. Лишний голодный рот.
Мастер просто не смог пройти мимо больного оборвыша, торгующего на улице мотками бечевки. «Купите веревочку, леди! Эй, господин, купите веревочку, всего два медяка! Хоть белье вешать, хоть картину, хоть жену, если в ней меньше ста фунтов!» В толпе кто-то крикнул: «Вот бы сам и повесился, серокожий!» «Купишь мне веревку – повешусь, а за бесплатно – не могу, товар не мой, хозяйский!» Красивый данмер вдруг остановился, внимательно поглядел на ребенка. «Мне кажется, ты сейчас правду сказал». И вдруг Риэлля какой-то бес потянул за язык, и вместо того, чтобы привычно отбрехаться, он ответил: «А может, и правду». Его болезнь не проходила, хрипы в легких были слышны безо всякой докторской трубки, а верное средство – пожевать смесь табака с перцем – не помогло. Он так боялся медленного мучительного умирания, что и впрямь – хоть в петлю лезь. Чтобы – раз, и не страшно. Только все равно по-настоящему на тот свет не хотелось, и злость брала: как так, на свете столько чудес, а он ничего толком не посмотрел. «Забирай свои веревочки, пойдем со мной». «Зачем?» «Будем тебя лечить». «Вы не один, что ли?» Риэлль привычно напрягся: может, сдернуть отсюда подобру-поздорову? «Я один. А лечить будем мы. Ты и я. Если больной не помогает врачу, он помогает болезни. Слышал такую максиму?» Риэлль кивнул, хотя понятия не имел, что значит максима. Врачей он боялся. Из достоверных источников – от других уличных ребят – он знал, что врачи могут отрезать и заспиртовать твою голову, или снять с тебя кожу, или выпустить из тебя всю кровь, чтобы перелить какому-нибудь богачу, или зашьют в тебя вместо твоих родных потрохов – собачьи… Но данмер был спокойный, милый, простой, и Риэлль как-то сразу поверил: он такими вещами не занимается. Уже по пути к дому данмера он спросил: «А какая вам выгода – меня лечить?» «Сложно объяснить. Но ты, может, поймешь. Я понял, что так надо, вот и все. Надо идти домой именно той улицей, а не привычной дорогой. Надо заговорить с тобой. Зачем все это нужно, мы с тобой узнаем позже. Это называется – чувство своего пути. Или интуиция. Но «чувство пути» мне нравится больше. Наша жизнь так сложна, что рассудком ее все равно до конца не постичь. Все варианты не просчитаешь. Рассудок в познании мира – вспомогательное средство, он похож на географическую карту – полезная вещица. Но карта сама никуда не ведет и не подсказывает, какой путь лучше для тебя. Если судить по карте, то лучше – самый короткий и легкий путь, а в жизни часто оказывается, что на нем ждет засада. Или это просто не твой путь, и на нем ты ничему не научишься. Понимаешь? Вот мы и пришли»…
Лечение началось очень странно: мастер накормил Риэлля самой обычной рисовой кашей и напоил самым обычным, но очень вкусным чаем. Натер ему спину и грудь пахучей мазью. Дал горькое зелье из стаканчика со странными черточками на боку. И стал рассказывать сказку. Риэлль сильно кашлял, и мастер дал ему подышать парами какого-то варева, но все это между делом, продолжая рассказывать. Риэлль не понимал, когда же ему разрежут горло, проткнут легкие и выпустят гной. На прямой вопрос мастер ответил несерьезно: «Может, не надо пока? Я устал. Давай завтра, если будешь настаивать». Потом они снова поели – Риэлль больше всего жалел, что из-за болезни у него нет аппетита, хоть в карман котлету засовывай, чтоб на весь завтрашний день растянуть. «Прости, малыш, я гостей не ждал, так что мяса в доме нет». «Как это? А котлета?» «Она из спаржи и бобов. Вот это – бататы, это – ореховая паста, а вот водоросли». «Вы бедный, да?» Риэлль почему-то раньше об этом не думал, а тут заволновался. Простая одежда, никаких украшений, дома ничего лишнего, мясо – только для гостей, больных лечит за так. «А вас из дому не гонят?!» Мастер тихонько засмеялся. «Никто меня не гонит, дом этот – мой, и не такой уж я бедный. Мне хватает. Просто я дал обет не есть мяса и не пить вина. А для тебя надо будет завтра прикупить хоть жареного голубя, организм-то растущий». «Завтра меня тут не будет». «Почему?» «Так». Риэлль замкнулся в себе. Вспомнил, что завтра его отсюда заберут. Если надо – уволокут силой. Мастер не лез ему в душу, а дал еще порцию зелья и рассказал еще одну сказку. Риэлль не помнил, как уснул. А наутро проснулся как будто в другой Вселенной. Во-первых, жар спал, под лопаткой не кололо, и мокрота при кашле отходила легко. Во-вторых – и тут уже начинается совсем сказка, вроде вчерашних – мастер выплатил его долг Большому Бо. Можно больше не стоять с лотком на улице в дождь и ветер, отдавая горбатому карлику Бо девять монеток из десяти. Теперь уж если работать, то на себя. И не обязательно сегодня же искать работу, лучше отлежаться, пока не пройдет кашель – да, так можно. Можно выкупаться. И поспать, если устал. Прямо на чистом белье, со своим одеялом и подголовником. Можно не забиваться под кровать, когда стучат в дверь, а просто спросить: «Кто там?» – и даже если там стража, тебя вовсе не обязательно упекут в приют. Стражник спросил, много ли народу постоянно живет в доме. «Я и мой ученик». Чуть позже Риэлль спросил с некоторой опаской: «А он где, ваш ученик?» Наверняка парень скоро вернется и вытурит его отсюда. Мастер тихонько засмеялся…
Риэлль не сказал «спасибо»: он по-настоящему поверил в свое счастье только на третий день. И тогда заявил сурово, непримиримо, будто ждал скандала и наказания: «Я на вас молиться буду». А мастер – от его милой рассеянной улыбки почему-то хотелось тихо-тихо скулить – мастер поправил ученика: «Спасибо тебе. Но правильно говорить – за вас молиться, Ри».
А Риэлль имел в виду именно то, что сказал. И слово свое сдержал. Каждый год в день поминовения говорит с мастером так, словно тот после смерти стал богом. Богом, не богом, а мучеником – точно. Хотя об этом лучше не думать. Иначе бред получается. Будто те нелюди были божественным орудием и сами вроде как не виноваты. Воскресить бы этих невиноватых и снова убить. Вернее, убивать. Хотя бы по пять-шесть часов – каждого. А то, когда Риэлль с ними расправлялся, сам был юный и напуганный, думать не думал растягивать удовольствие.
«Мастер… Если вы все еще в мире духов, если вы меня видите, наверное, вам от меня горе одно. Вы меня совсем не так воспитывали. Простите, если сможете. А не сможете – все равно... Мне меняться поздно. Да и не верю я больше в добро. Внутри веры нет, и себе лгать не смогу. А вы – будьте благословенны. И постарайтесь родиться счастливым. Если я в жизни сделал хоть какое-то доброе дело – пусть оно зачтется вам, а не мне. Это справедливо. Пусть вам обязательно во всем везет. Вы заслужили».
Когда Риэлль был помладше, он просил еще об одном: непременно встретиться. А теперь он это в себе давил. Нельзя просить о двух взаимоисключающих вещах. Если мастер будет счастлив, если его дорога в новой жизни будет гладкой, торной и светлой, то Риэлля Ранта он не встретит никогда. Риэлль Рант в таких местах не водится.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
И эскапист.
Понимаете, тот редкий человек, который НЕ ВЫНОСИТ, когда фильм по-настоящему берет за душу.
Я люблю кино, демонстративно далекое от моей, от нашей реальности. Желательно про цивилизацию Тау Кита.
Правдивые эмоции, правда жизни, настоящая боль, "это про нас" - не выношу, почти ненавижу. Убегаю от экрана. Вижу ночные кошмары потом...
Мне проще смотреть, как герою боевика ломают обе руки, чем читать дальшекак старушку выселяют с квартиры в никуда.
Спокойнее видеть кровавую рубку на мечах, чем момент, когда директор школы орет на учительницу, а она не смеет возразить, не смеет уйти с работы, у нее ребенок и больная мама.
Легче вечером под кофеек
проглотить ну вот совсем нереальную историю любви,
тупо сказку-оперетку с кошмарными злодэями и розово-сахарным хэппиэндом,
чем высидеть у экрана, когда там "все как в жизни":
вот они в юности любили друг друга, расстались, встретились через 10 лет, но так и не вернули свою любовь, а просто лирично повспоминали-поплакали и разошлись - каждый в свое одиночество.
НЕНАВИЖУ такие сюжеты, избегаю их, даже если мне все советуют этот фильм, даже если он реально красивый и высокохудожественный, и я многое потеряю... и даже если он про однополую пару)))
Про классику.
Вопрос: как я читаю классику и смотрю фильмы по классике - и не ем стекло?
Ответ: не вижу там стекла для себя.
Большинство классических произведений читать дальшевсе-таки не "про нас".
Эти образы и чувства покрыты изысканно-тонким налетом старины.
А многие характеры сегодня вынужденно исчезли со сцены - сейчас таких не делают.
(Оффтоп: я искренне, без иронии, всей душой обожаючитать дальше книжных дамочек XIX века с их выученной беспомощностью (и как вариант выученной фригидностью), сентиментальностью, восторженностью, наивностью и инфантильностью. Мне действительно нравится, как они воспитывали детей: чмокнут в макушку и отдадут няне, ведь портниха еще подгоняет платье по фигуре, а бал уже этим вечером. От души жаль, что сейчас время зубастое и ни у какой женщины больше нет возможности оставаться чистой, как белый лист не начатого письма, очаровательно-наивной фарфоровой куколкой, которая понятия не имеет, откуда у мужа берутся деньги на ее платья, хотя смутно подозревает, что хлеб все-таки растет не в булочной. Такая кружевная дамочка, попав к нам, очень быстро вынуждена была бы отказаться от привычки поручать свой зонтик и чемодан едва знакомым джентльменам. И от постоянных обмороков тоже. У нас, пока дева в обмороке лежит, люди добрые еще и кошелек вытащат).
Ладно, хватит восторгов.
О чем бишь я?
О том, что классические произведения радуют меня как ценителя изящной словесности, но редко берут за душу.
Страшно люблю "Портрет Дориана Грея", а на самого Дориана мне, в сущности, плевать.
В "Войне и мире" что жив Болконский, что мертв Болконский - мне все едино. Говорят - и при Прокопе кипит укроп, и без Прокопа кипит укроп.
Если у меня комбо - прекрасный текст и герои по-настоящему сопереживательные - вот тогда я сдаюсь.
Перестаю спасаться от боли.
Плачу и жру кактус)))
Оффтоп:
С пяти лет страдаю, что Меркуцио погиб, что у Глостера вырвали глаза, что Флинс явно вырастет травматиком, тк на его глазах убили отца какбэ по приказу лучшего папиного друга.
Эхххэхэх, Шекспира невозможно читать с холодным носом.
Но больше всего мне жалко Мамиллия. Потому что блин. Нельзя же так. (Если вы не читали "Зимнюю сказку", я даже не знаю, стоит вам ее читать или нет. А то вы тоже будете недоумевать и ругаться по поводу Мамиллия. Такой милый персонаж, а введен для галочки, в сюжете роли не играет и убирается со сцены как-то уж очень резко, о чем окружающие сожалеют меньше минуты "экранного времени"... м-да).
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (10)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Ни полигонки, ни кабинетки.
А хочу бешено, люто, и все мои мечты, миры и повести - ролевки с самим собой.
Но все, что читать дальшезавязано на толпу больше полутора человек, я не способен довести до ума. Это мой пробел. Почему - не знаю. Другие же могут ставить игры. Даже интроверты.
А мне технически легче написать рассказ.
В одно рыло.
Технически - да, но не психологически. Внутри моих рассказов мне не хватает Еще Одного Человека. Хотя бы одного, можно больше. Чтобы дополняли, давали советы, критиковали логику мира, требовали ввести экономику, право, продумать медицину и прочее. Чтобы видели каких-то героев гораздо лучше меня, и спорили со мной, или - я даже спорить не буду, сразу соглашусь, почувствую, что они правы, научусь у них чему-то важному.
Персонаж, которого я сейчас веду:
Риэлль Рант.
Вселенная - Elder Scrolls, я им бегаю в Морровинде. Раса - данмер.
Возраст - в пересчете на наш человеческий - около 18 лет.
Молодой темный эльф с темно-красными волосами и ярко-алыми глазами. На лице - шрам.
Правый глаз видит очень плохо из-за травмы, и если регулярно не подлечиваться зельями, не соблюдать режим, не беречь себя - ослепнет совсем.
Поэтому Риэлль постоянно носит с собой мешочек с лекарствами и не отвечает на насмешки окружающих: "Сидишь на зельях? Без них не можешь, а? Что, правда ничего не можешь?"
...
Он был приемышем и учеником читать дальшелекаря. Тот учил Риэлля готовить снадобья и мази, преподал основы хирургического искусства. С детства Риэлль не боялся крови. У его учителя было пятеро учеников, но только Риэлль жил у мастера постоянно. У прочих были семьи. Риэлля охотно приглашали в гости, и он во все глаза смотрел на чужих матерей и отцов, на братиков и сестричек. Это было удивительное чудо - любовь. В каждом "шапку надень, холодно" звучала любовь.
Обычно дети гадают, откуда берутся дети, а Риэлль гадал, откуда берутся родители.
Может, надо быть ОЧЕНЬ хорошим, самым послушным, самым прилежным, чтобы заслужить дом, добрую ласковую маму, младшую сестричку в колыбели, братишку, который учится читать по слогам и называет тебя "латик", то есть "братик"...
"Ты думаешь, все это надо заслужить?"
"Не знаю, мастер, я просто..."
"Что ж, мы оба не заслужили. Я тоже сирота".
"Неправда!"
"Что я сирота?"
"Нет! Вы все заслужили! У вас должно быть все самое лучшее!"
"У меня и есть все самое лучшее. Солнце и звездное небо, деревья и травы, огонь в очаге и книга на столе, а еще разум и душа. У тебя тоже все это есть, Риэлль. Все мое - твое. Смотри, уже вереск цветет..."
...
Моровое поветрие делает людей напуганными безумцами. Если больные не выздоравливают, виноват врач.
А ученики... Их не было рядом.
Очень удобно - не быть рядом, даже не предавать, а просто остаться дома.
ЗНАЯ, что так - безопаснее. Да.
"Мастер, бегите! Я сам!.."
А про себя подумал: "Я не такой полезный, как мастер. Он должен понять. Он взрослый. Он умный. Он знает: надо пожертвовать мной. Чтобы жить самому. Чтобы спасать других".
Но у мастера почему-то были другие взгляды на "полезность" ребенка.
На то, кем здесь можно пожертвовать и кем - нельзя.
"Мастер, нет!"
Мальчишка вцепился зубами в толстую руку погромщика. Рука есть, лица нет. У них были мешки на головах. Мешки с дырками. На руке - что-то синее, вроде - татуировка... рыбка...
Кто ударил Риэлля по голове и чем - он уже не помнил. Как в дыму добрался до окна и даже не выпрыгнул, а вывалился оттуда, прокатился по скату крыши, рухнул на утоптанную землю - помнил смутно.
Кровь заливала глаза.
Кровавая пелена закрывала полмира. Оставшаяся половина оказалась чужой. В ней больше не было мастера.
...
Его приютили в семье одного из тех, "домашних" учеников. Но Риэлль теперь знал им цену.
Он не был искренен, когда называл бывшего соученика братом.
Он не был искренен, когда называл его мать матушкой.
Не желал им зла. Не делал им зла. Просто не был искренен. Они потеряли его доверие.
Потом кто-то неизвестный заколол заточенным гвоздем в шею бакалейщика - бывшего моряка с вытатуированной рыбкой на толстой руке. Подумали на продавца, уволенного из бакалейной лавки за лунный сахар. Продавца казнили. Риэлль молчал.
Потом отравились паленой выпивкой еще двое местных - вполне уважаемые граждане.
В течение двух лет совершенно случайно умерли все участники того погрома.
Но никто же не подумает на ребенка.
Даже на ребенка, который все заработанные правдами и неправдами гроши относит старому солдату в обмен на обучение...
...
Когда обучение было завершено, старик сказал:
"Я знаю, что ты теперь меня убьешь. Я обучил тебя и узнал твою душу и твой разум куда лучше других. Ты передо мной в долгу, и ты знаешь, что я знаю, зачем ты брал уроки. Ты из тех, кто убивает и за меньшее. Верно?"
"Можно задать вам вопрос?"
"Задавай".
"Вы считаете, я был прав?"
"И да, и нет. Да - потому что они поступили плохо. Они были виновны и заслуживали казни. Нет - потому что на этом пути, на пути мести и справедливости, тебе придется истребить три четверти населения нашего мира. Включая стариков и детей".
"А вы, учитель? Вы тоже виновны?"
"Не меньше, чем ты. Не меньше, чем любой другой".
Риэлль подумал над этим ответом и оставил учителя в живых.
Но сам сбежал из дома.
Он жил нигде, он стал тенью.
...
Однажды в темном переулке Риэллю встретился каджит - друг... вернее, недруг его недавнего детства. Каджит его не узнал - был пьян настолько, что ловил лапой собственный хвост, приплясывал на ходу и хихикал: "Умммрр, бабочки, лунные бабочки, летите сюда!".
Риэлль закинул его лапу себе на плечо и сделал вид, что ведет домой пьяного друга.
Огляделся по сторонам, вынул из чехла на поясе каджита нож, ткнул в бок, а потом уложил тело так, будто пьяный кот свернулся клубком и спит.
Той же ночью Риэлль вымылся в реке. Река была спокойная, в воде дробилась луна. Риэлль подумал, что точно так же дробится его собственная душа: вроде бы не особенно уродливая, не порочная, но - не целая, вся из отдельных кусков или осколков - не спаять, не склеить.
Изначально эльф очень хотел подружиться с каджитом, подростка тянуло к этому веселому бесшабашному юному котяре, но тот толкнул его в плечо и посмеялся над ним на глазах у всех. "Вылижи меня, точно кот - кота, тогда, может, и подружимся, малявка ты серожопая".
Риэлль вызвал каджита на поединок, но тот рассмеялся: "Мя-мя-мя, знаем мы ваши данмерские поединки! Треплешься о чести, а у самого небось в рукаве заточенный гвоздь! Если мы, народ Эльсвейра, хотим зарезать кого-то в темном переулке, мы так и делаем, и не тратим время на высокопарные речи! Ну, тебя-то мне резать незачем, на трупе и пяти монет не найдешь... Дыши, малявка. Я сегодня сытый - серых мышек не ем. Приходи, когда проголодаюсь..." Так он сказал и ушел, потому что каджиты не любят думать о последствиях. Они любят веселиться. А вот данмеры - не очень. У этих двух народов слишком разное чувство юмора.
"Он сказал - в рукаве заточенный гвоздь. Он ЗНАЕТ, что я сделал. Пускай не выдал сейчас - выдаст потом. Он не должен жить".
У Риэлля вообще нет чувства юмора. Никакого.
И нет способности понимать, где реальная угроза, а где - шутка.
Отбили ему эту способность. Примерно так же, как отбивают почки.
Теперь для Риэлля любая угроза - реальная, и реагирует он соответственно.
Потому и не смог оставить в живых пушистого рыжего парня, который ему - о боги - на самом-то деле нравился.
Но не настолько, чтобы из-за него сдохнуть.
Да, параноик. Бешеный параноик.
Любой ингредиент - потенциальный яд, которым можно себя защитить. Кислота - отлично, можно плеснуть в лицо врагу. Планировку любого дома надо знать - все ходы и выходы - Риэлль не успокоится, если чего-то не знает о помещении, в котором находится. Любой гвоздь, любая шпилька в его руках - оружие, не говоря уже о ноже хирурга или длинном клинке, украденном в кузнице...
...
"Я расскажу тебе сказку о маленьком жучке. который боялся ящериц. Он жил праведно и в следующей жизни стал ящерицей. Теперь он боялся гигантских крыс. Он опять прожил праведную жизнь и стал крысой, но обнаружил, что никс-гончая сильнее его..."
Так говорил каторжник по имени Джиуб каторжнику по имени Риэлль.
Когда Риэлля забрали в Морровинд, он не знал, за какое именно преступление его схватили, где он ошибся, что сделал не так. Молчал, как рыба, чтобы не сдавать козыри в чужие руки. Неожиданно ему повезло с соседом по грязному, душному трюму. Джиуб оказался неплохим парнем. Не пытался украсть башмаки Риэлля, пока тот спит. И сказал очень важную вещь:
"Ты можешь не привозить в Морровинд свою тень. Тебе это по силам, даже если ты думаешь иначе. На новой земле у тебя вырастет новая тень".
"Да только не стала бы новая тень черней прежней".
"Тогда тебе придется бегать от себя, брат, пока не закончатся освоенные земли. Только такая доля не по тебе. Ты не беглец, а боец. В силу еще не вошел, а глаза - какие надо глаза. Ты воин".
"А ты?"
"А я странник. Даже здесь, в неволе, путешествую - вглубь памяти, и дальше, много дальше".
"Дальше собственной памяти?"
"Конечно. Я даже помню, почему у нас с тобой похожие шрамы на лице. Почему так было суждено и зачем нужно".
...
В подземельях Квартала Чужеземцев Риэлль выслеживал убийцу.
Он вполне мог оценить иронию ситуации, когда убийцу-данмера нанимают против убийцы-данмера, чтобы защитить эмигрантов.
Призывы "бей мохнатых" или "бей чешуйчатых" или "бей древесных тлей-босмеров" или "бей данмеров-отступников" оставляли его равнодушным. Но, судя по пьяным выкрикам в трактирах и надписям на стенах, большинство населения славного города Вивека считало, что иметь под рукой "не наших" для битья - неплохая идея.
Риэлль хорошо спрятался - в полумраке, за деревянными ящиками и трупом гигантской крысы.
- Дядюшка, а вы в засаде сидите, да?
Риэлль чуть не подпрыгнул на месте.
- Ой. Вы сидите, сидите. Я не мешаю. А можно крысу ободрать? Или это ваша крыса?
- Исчезни, - процедил Риэлль, забиваясь еще глубже в укрытие.
- Нет, просто хорошая, свежая крыса, если вдруг вам не нужна...
- Тихо!
Легкий шорох.
Риэлль облизнул губы.
Она должна быть здесь. Данмерка с отравленным кинжалом.
Котенок дернул ухом.
- Я не хотел вам мешать, дядюшка. Услышал от одной мышки, как та сказала другой мышке, что тут ходит тетка с кинжалом и ищет молодого данмера со шрамом через правый глаз, и я тут подумал, как вас увидел, что вы не знаете, как здесь опасно, для вас то есть опасно, она же может принять вас за него, потому что у вас тоже...
Риэлль вскочил на ноги и отшвырнул котенка, словно тряпочную игрушку.
Маленький каждит с диким "МяяяяАААААААА!!!" шлепнулся в канал.
Брызги окатили невидимую женщину, сделав ее видимой.
Мокрая, точно стеклянная, она казалась призраком Каналов, воплощенной темной стороной Вивека.
Два данмера скрестили клинки.
Котенок вопил, барахтаясь в воде:
- Берегись! Слева! Сзади! Буль-буль-буль... Ой, как прыгает! У нее кинжал заговоренный! Бульб... Тону! Ой! Святая скуума! Тону!
Женщина упала на колени, выронив кинжал и зажимая обеими руками рану. Риэлль всадил короткий меч ей в затылок.
Потом вытащил из воды котенка. Тот судорожно цеплялся когтями за плавающий в канале разбитый ящик. Пришлось еще силой оторвать его от ящика...
Слипшаяся от воды рыжевато-золотистая шерсть и мокрые нищенские лохмотья плотно облепили его. Ни дать ни взять скелетина ходячая, только с круглыми ярко-зелеными глазами и огромными ушами, точно у летучей мыши. Лапы у котенка были мокрые и горячие. Вряд ли это жар. Нормальная температура кошачьего тела.
Котенок тут же достал что-то из кармана и сунул в рот.
- Карамелька. Соленая. Соленая карамель - это почти как сладкая соль! Дядюшка, а вы пробовали сладкую-сладкую медовуху с соленой вяленой рыбкой? Атятяррр... Подмокла, но если сразу съесть, ничего... Только бумажка не отклеивается, я так... с бумажкой... Ух ты, еще одна... А вы будете? Просто у меня ничего другого нету.
Риэлль посмотрел на котенка сверху вниз. Презрительно. Он не знал вкуса карамели. Когда-то мастер учил его, что конфеты вредны, и с тех пор данмер отказывался от сладкого. Он вообще возвел в культ все, что когда-то говорил мастер. Была бы возможность - алтарь бы ему воздвиг.
- Можно, я обдеру крысу, дядюшка? Я не могу без разрешения, это же ваша добыча.
- С каких пор каджиты такие щепетильные?
- Ну, я же не вор. Я великий бард. Будущий.
- Ага. Щепетильный и скромный. Почему ты не умеешь плавать?
- Я умею, дядюшка. Знаю, как надо. Ыть, ыть... - Котенок замахал лапами. - А воды боюсь. Я в ней теряюсь.
- И поэтому не моешься?
- Я только тут, в Вивеке, не моюсь. Работать-то надо. Я тут песни пою - жалистные. Если я буду чистый и хорошо одетый, кто же мне подаст?
- Логично.
Риэлль обыскал труп. Забрал кинжал, как доказательство, что заказ выполнен. Можно было бы взять доказательство понадежнее - отрезать ухо - но почему-то не всем заказчикам такое по душе.
- А можно мне посмотреть?
- Нельзя.
- А вы разве шлем не снимете, дядюшка? Вам не интересно, красивая она или нет?
- Уже нет.
Маленький каджит хотел побежать за данмером, но все-таки остался - обдирать крысу.
Эта короткая встреча позабавила Риэлля.
И в то же время почему-то причинила боль.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (12)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
И кто там еще остался в дайрях.
Я живой!
Живой, рисую, шью, плету кумихимо - в свободное время, которого почти нет, ну чо, все так живут. Рисуют в поездах, плетут браслеты в гостях и прочее.
Я позавчера плел кумихимо в театре - о нем позже.
Только что понял, кстати, почему у меня всю жизнь накладки с обучением музыке и пению. Потому что очень проблематично делать это в транспорте, на работе, в электричке, в гостях, в кругу семьи на заднем плане во время просмотра фильма. В итоге читать дальшеу меня вообще нет времени на музыку, гитару, губную гармошку и распевки. Это слишком специфическое дело. Оно и требует внимания от тебя, и привлекает всеобщее внимание к тебе.
А у меня с детства-юности очень четко сформирована привычка творить втихую, сидя, например, на многолюдном сборище где-то на заднем плане.
Надо как-то решить проблему. Мне требуется а) совсем свободное время и б) одиночество или благодарная аудитория, которая будет комментировать мои петухи и косяки только в духе "вот умница, какой ты целеустремленный". Добрая аудитория в принципе вполне достижима, со свободным временем хуже.
У меня все упирается в окружающих. Сам в быту обладаю очень гибким чувством долга, ну вот оооочень гибким. Все могу отложить на завтра. Особенно если мне грустно. Если мне грустно, я хочу творить, спасаться творчеством. А окружающие сразу начнут тюкать: мол, как ты можешь сидеть и тренькать на гитаре, когда овер стопиццот дел не сделаны, твои коты не накормлены и орут, дверную ручку пора менять, карниз сорвался и на сопле болтается, раковина протекает?! Если сидеть тихо и рисовать, это не так сильно привлекает внимание, как гитара.
(Оффтоп: между прочим, ручку я поменял, это несложно, а карниз... ну, я его пытался починить, и никому не желаю ввинчивать саморезы в саманную стенку, потому что саморез радостно выпрыгивает оттуда вместе с дюбелем и куском стены))))) заделал дыру раствором, второй саморез выскочил уже с подсохшим раствором))))) а вот честно, кому и зачем нужны саманные стены? и как оно ДО меня держалось?!?)
Грустно и иронично получилось, что мама ушибла спину именно тогда, когда я привез из магазина долгожданный, заказанный из Ростова матрас. Бедняжка. Лежала на этом матрасе и повторяла: "Я на нем как принцесса"... С другой стороны - очень кстати. Без матраса она бы сейчас не выдержала - спать на спине. А так - вроде полет нормальный.
Теперь про театр. У нас в Новороссийске прошел Международный театральный фестиваль «Театральная гавань». Я видел не все спектакли (где работа мешала, где вылезал страх, что исказят любимую пьесу... пьесы мне больше всего нравится читать глазами).
Из тех, что видел, в сердце остались немногие. Самые "мои": "Вторая смерть Жанны д'Арк" и "Повесть о Сонечке". Кому интересно, пишите в комменты, расскажу подробнее.
Приехала Вика, та самая, которая и научила меня плести кумихимо.
Я знаю ее 10 лет, а познакомились мы только сейчас. Раньше не получалось. Я не воспринимаю людей, которые в общении не снимают абсолютно всю защиту, не раздеваются до сердца. При этом никогда не настаиваю на полной открытости, не тороплю человека, потому что знаю по себе, КАК это страшно. В этот раз Вика приехала вообще без брони и без масок, без прикленных улыбок и светских бесед, без хвастовства, без шелухи. Я прилепился к ней немедленно, как один кусок влажной глины к другому куску. И вот спустя 10 лет мы начали дружить.
Боже, как она нянчила моего Лу! (Кто не знает - БЖД-парень с рыжевато-розоватыми, точно коралл, волосами и в вышитой вручную тунике). И Лу при ней читать дальшераскрылся, точно цветок. Лапоньки мои (у него обалденно прекрасные кисти и стопы). Лисонька разлегся у Вики на коленях, ловил каждое ее слово, потом начал задремывать мирно-мирно. Когда пошли перекусить, Вика не выпускала его из рук и даже поднесла к нему котлету))) Она сказала, ему нужны флейта и роза. Флейта есть (вручную сделал), розу - попробую создать из застывайки или фома.
Вообще-то Лу впервые раскрылся у Вики, у меня он был замкнутый, будто ждал, чтобы кто-то нашел к нему ключ.
У меня мало друзей, поэтому я очень боюсь потерять дружбу с Викой.
Но стараюсь не бояться, тк знаю, что это может произойти только по двум сценариям:
а) я причиню ей боль (это невозможно, осознанно я не причиню ей боль, а неосознанное отслеживаю, научился уже)
и б) когда она выберется из депрессии и найдет свой путь, он уведет ее далеко от меня (но ведь это хорошо, тк если это именно ЕЕ путь, то она на нем будет счастлива, так? а я буду счастлив за нее).
Все-таки хорошо, что мы друзья.
Я повторяю это во всех дружеских отношениях. Мне как другу легко давать... нет, даже не давать людям свободу, а просто видеть, сколько им надо свободы, и позволить этой свободе вырасти вокруг них самостоятельно, как трава. Мне легко и радостно быть другом.
А быть возлюбленным... вспомнилась реплика Нины из "Маскарада": "Терзать тебя, страдать самой - как это весело и мило!" Иногда думаю, что читать дальшемне суждено поселиться во френдзоне навеки, причем у всех, кого я знаю, и более того - добровольно.
Я потерял двух друзей потому, что мы попробовали встречаться.
И еще одного друга - из-за невысказанного любовного интереса с обоих сторон.
Мы сливали свою влюбленность не в "дружеские поцелуи" и не в "дружеские обнимашки", а в скандалы. Из-за 10 минут опоздания друг мотал мне нервы с невысказанным посылом "убирайся, меня бесят все твои привычки, твои взгляды на жизнь, и меня бесит то, что я хочу абсолютно неподходящего мне человека"... Я попробовал поцеловаться - вдруг поможет. Человек после поцелуя подумал и сказал что-то типа: "Да, мне теперь и вправду легче - легче отказаться от тебя". Не думаю, что я настолько плохо целуюсь)))) Просто человек честно осознал и честно сказал словами через рот (молодец!), что страстные поцелуи не стоят таких жертв.
Поцелуи не стоят отказа от СЕБЯ, понимаете? И вообще.
Кому надо годами терпеть рядом безумный самоваро-паровозо-вертолет, который не меняется с годами, не становится серьезнее, в быту не думает мозгом ваашпе, без конца то разные эмоции проживает, то рисует, то спит, ничего другого не делает - и не хочет. И котов забывает покормить.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (16)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
А если любят, то включается вариант "я с тобой один".
В реальном одиночестве гораздо спокойнее, чем в одиночестве с тобой. Нет ожиданий, которые не оправдываются. Нет постоянного чувства стыда за эти ожидания, стыда за то, что я ГОЛОДНЫЙ.
читать дальшеЯ закрываюсь от людей. лгу, будто много дел и будто они для меня важны, мои дела.
У всех самодостаточных личностей много дел, правда?
Разрываюсь от желания бегать за интересными людьми, как собака, наплевав на работу, усталость и дождь, наплевав на то, что эти люди никогда не будут бегать за мной вот так.
Конечно, я не позволяю себе распускаться.
Не бегу за людьми и не умоляю о крупице внимания.
Не объясняю настоящую причину, почему ухожу с праздника.
"Прости, мне надо выспаться. Ничего, если убегу пораньше?".
"Конечно, ничего".
Я, в мыслях: "Ну конечно же, ничего! Ты прекрасно можешь веселиться и без меня! А вот мне без тебя плохо! Разве это справедливо? Скажи! Разве у нас равные отношения? РАЗВЕ ЭТО СПРАВЕДЛИВО?!"
"Закроешь за мной?"
Последняя неосознанная попытка на секунду остаться в коридоре вдвоем и перетянуть внимание с других гостей на себя, впрочем, как только понимаю это, становится стыдно. Я же не влюблен в этого человека, просто хочу тепла - улыбку, дружеские обнимашки, а главное, слова: "Ты обязательно не теряйся, ты приходи". Но мой новый знакомый - не телепат. Да и не обязан.
Мысленно ору: "Я не хочу уходить! Я хочу сто процентов твоего внимания! Скажи, что я важен для тебя! Скажи, что ты запоминаешь мои слова, интересы, песни, имена моих персонажей! Подзаряди меня!!! Накорми меня!!!!"
Такое никогда не будет сказано вслух.
"Я слишком мало значу для тебя". Не произношу это, давлю в себе слова и стараюсь молчать по-настоящему, взять под контроль лицо, тело, интонации, не вопить на невербале: "Дай, дай, дай!"
Я не буду манипулятором. НЕ ХОЧУ так. Не хочу быть таким. Не хочу так обращаться с людьми.
Только как найти такой альтернативный путь, чтобы не было плохо самому?
Читал о стратегии !выиграл - выиграл" вместо "выиграл - проиграл". Хорошо бы понять, как применять ее в моем случае.
Сейчас пока что проигрываю я.
Если я дам себе волю (но я не дам), проиграет кто-то другой - я его сожру. Как птичку Додо. Или местами понадкусываю: где-то продавлю, где-то раскачаю. Или, устав от того, что мне все время плохо и больно (боль реальная, но не факт, что виноват человек), "отомщу" за "все сразу" и жахну человека четко по болевой, которую он не считал нужным от меня скрывать.
А потом буду раскаиваться годами, сам себя загонять в ад, естественно, без толку. Это мы уже проходили.
Но, блин.
Мне нужен третий путь.
Я не желаю зла никому. И не радуюсь чужой боли.
Мне надо только кормиться досыта. Не обязательно мясом. Но досыта. Вы понимаете, о чем я.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (9)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
– Болото прошли, врата миновали, – подытожил Ксавье. – Не расслабляемся. Здешние морфо еще не успели заплыть жиром и забыть, что такое война. Считается, будто они сохраняют нейтралитет. Но вот Странники давно уже отсюда не приходили.
– В смысле – сюда не приходили? – не поняла Марьяна.
– В смысле – отсюда. У морфо очень творческий подход к приему гостей.
– А мы хлебали их болото! – проскандировала неунывающая Марьяна. – А мы взорвали их ворота!
– Ты в следующий раз сама себя подорвешь, – тут же откликнулся Энрике. – И двуху кинуть не успеешь.
– Не завирайся, – беззлобно огрызнулась Марьяна. – Ты от меня хоть раз двуху видел? А? Ну, ну, ну чего? И соврать-то нечего!
Энрике смерил ее презрительным взглядом. Снизу вверх. Сверху вниз на Марьяну смотрели в основном птицы. Энрике не раз говорил, что они бы давно обгадили Дикобразку, приняв ее за памятник, если бы существовали памятники Глупости.
– Ты по жизни читать дальшев беде. Родиться тобой – опасность второго порядка, Марьяна.
– Главное, что не третьего. А на второй – мне плевать.
– Это заметно, Марьян. Тебе надо на перчатках две черты вышить. И на рукоятях ножей выгравировать. Вроде как личный герб. Хотя постой, в долг на тебя ни один мастер не станет работать. О твоем нищебродстве по всему Миру Снов народ предупрежден.
– Так обо мне уже легенды ходят?
– Страшилки о тебе ходят. Безголовый подрывник... Не умывается, не причесывается, в кошельке разводит пауков. Люди говорят: увидишь такую девицу – ничего ей не продавай. Особенно выпивку.
– Хорош, вы оба, – заткнул их Ксавье. – От ваших тупых перепалок я начинаю злиться.
Ребята умолкли.
Однажды они уже довели командира до ручки и не хотели это повторить. Спокойный Ксавье был неплохим лидером и верным соратником. Злой Ксавье становился страшен. Так, что и впрямь впору двуху кидать.
Двухой или двушей назывался сигнал «опасность второго порядка». Два монотонных звука одинаковой продолжительности или две черты, нарисованные рядом – предельно простой код. Подобный сигнал можно подать с помощью свистка. Две параллельные линии можно вырезать на коре дерева, выложить горящим хворостом на земле, а если способности позволяют – запустить в ночное небо в виде двух сияющих алых полосок.
Неопытные сноходцы часто спрашивают, почему они уже полгода в Мире Снов, а ни разу не видели сигнал «опасность первого порядка». Или третьего.
Ответ прост. Если «двуха» означает «попали в беду, требуется помощь», то одна черта – «чирка» – значит «рискую, помощь не требуется». А раз не требуется, зачем шум поднимать?
«Чирку» раньше применяли во время тренировок. Допустим, вы хотите знать, сколько времени вы способны держать защитный купол в горящем сарае. Изобразили в воздухе над крышей одну черту – и рискуйте на здоровье.
Вполне понятно, почему «чирку» десять лет назад использовал дерзкий убийца.
Причем убил не кого-нибудь, а лучшего друга. Обездвижил, рот заткнул, поместил жертву в полуразрушенный дом, изобразил в воздухе над крышей «чирку», а дом поджег. Тренируется, мол, человек. Не мешайте.
Из-за этого ли случая, или просто из-за переменчивой моды, знак «помощь не требуется» стал непопулярен и почти забыт. Как и подобный способ тренировок.
«Тройку» не упоминают даже в проклятиях. Все знают, почему, но никто не любит рассказывать вслух. Ни один нормальный сноходец не крикнет в пылу ссоры: «Чтоб вам до троячки докатиться!»… Такое не прощают. «Тройка» означает: «нас предали свои». Кошмар любого сноходца – предатель в родном отряде.
Хуже «тройки» только легендарная «четверка». Сигнал опасности четвертого порядка гласит: «нас уже не спасти; если надо – убейте то, что раньше было нами»…
Ну а двуха – дело обычное. Трудовые будни.
Если сноходец послал в небо двуху, пристыдить его за трусость способен лишь новичок, который в опасных плоскостях ни разу не был.
Но юные гордецы, вроде Энрике или Марьяны, считают ниже своего достоинства в беде подавать сигнал. Недавно после схватки с йиругами Ксавье напустился на израненную, но гордую Дикобразку: «Три стражи штрафных! Орясина безмозглая! Что, покоцали тебя? И поделом. Устроила тут хренов Ронсеваль…». А потом пришлось объяснять этой невежде, кто такой граф Роланд и почему он в Ронсевале поступил глупо. Марьяна осталась в полной уверенности, будто командир ее по-своему похвалил.
Вот и сейчас Дикобразка, хоть и умолкла, вовсе не присмирела. Она принялась подпрыгивать на ходу. Ей не мешал походный скарб, увесистый, но распределенный по многочисленным карманам и поясным сумкам. Девушка соревновалась сама с собой: старалась наступать не на землю, а только на обломки узорчатых плит, и шепотом считала, сколько раз ей это удалось. Иногда приходилось делать большие прыжки, но Марьяну это не останавливало.
Дина тихонько вздохнула: до сих пор не привыкла смотреть сквозь пальцы на подобное ребячество.
Аймар, наоборот, залюбовался: он любил символичные сцены. Яркий, экзотический пейзаж, суровые воины, несущие диким землям свой закон. Высокая, сильная девушка попирает обломки чужой цивилизации. Вот как придут перемены в этот мир: не постепенно, а скачками.
Энрике, не склонный к философии, просто постучал пальцем по виску. Марьяна показала ему язык.
«Безнадежны», подумал Ксавье.
– Не увижу от вас двуху, когда надо – шкуру спущу. С обоих. Чтоб не подначивали друг друга.
– Команди-и-ир… – заскулила Марьяна. – Зачем так сурово-то сразу?
– Мало ли, что мы болтаем со скуки, – поддержал Энрике.
– А вы – не болтайте.
– Ходят слухи… – начал Энрике. И замолчал.
– Какие слухи? – спросил Аймар, поддерживая беседу, поскольку Крушитель на уловку не поддался.
– Крушитель, говорят, никогда в жизни двуху не запускал, – сподхалимничал Энрике. И зыркнул на Ксавье – подействовало или нет? Укрощен ли дракон?
– Говорят, и слоны в небе парят, – ответил Крушитель.
– Первое чудовище убил голыми руками, первое оружие сделал из его зубов, – не сдавался Энрике. – Скажи, Аймар! Очистил от чудовищ целую плоскость и никого на помощь не позвал. Ни разу.
Ксавье не любил подлиз, но его позабавила шитая белыми нитками лесть Энрике. Оба они как дети малые, что Рик, что Марьяна. И хитрости у них смешные, и перебранки не всерьез.
– Знаешь, почему не позвал, парень?
– Почему?
– Потому что не умел.
При виде четырех юных изумленных лиц Ксавье расщедрился на объяснение:
– Меня занесло на неосвоенную плоскость. Скалы, валуны, сносовные деревья, на которых совы растут. Корни сплелись намертво, и ни одной нормальной тропы. Выбраться не мог. Зеленый был. Думал, в Мире Снов нет людей, кроме меня. Ну, застрял я там. Плоскость от чудовищ не очистил. Убил троих, камни на них скатывал со скалы. – Ксавье благоразумно умолчал, что чудовищ он поглотил. Кто не дурак, тот поймет. А кто Марьяна, тот не должен такие вещи про командира знать. – Одну тварь прикончишь, вторая чует смерть и бежит полакомиться, а ты катишь новый камень. И не зубы я от них брал, а когти. Утыкал когтями дубину, на случай, если встречу йируга. Спустя месяц здешнего времени вижу: между сосен просвет, лес кончился, внизу долина, дорога, а на ней человек. Я чуть со склона не рухнул. Бегу, скачу по уступам, точно баран, скольжу, ору. Он давай от меня удирать, думал – йируг на него прет, да еще гниловатый… Вот такой я был красавчик. Еле дозвался того бедолагу. Хороший он оказался мужик, хоть и Странник. Припасами поделился. Я от него узнал азы сноходчества. И про сигнал опасности второго порядка услышал от него же. «А что, так можно было?!?»
Ответом ему был дружный смех. Даже Дина чуть приподняла уголки губ в улыбке.
– Вот в чем сила человечества, ребят, – подытожил Ксавье. – Тонна невежества на щепотку удачи.
@темы: творчество мое, Вещи и Сны
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (3)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
– Знаешь, как его исправить? – спросила Марьяна.
– Нет. Знаю, где искать еще одни ворота.
– Некогда искать, – отрезал Ксавье. – Мы и так потеряли почти сутки.
– На хрена другие ворота? Вдруг их тоже заклинило?! – Энрике попытался сдвинуть каменную плиту, используя тесак как рычаг. – Народ, помогайте!
Но никто не пожелал портить свое оружие.
Ксавье не особенно верил в поломку механизма. У Мира Снов другие законы. Все это время он сосредоточенно смотрел на дверь. Пытался подавить ее волю. Подобная тактика в Мире Снов помогает лучше, чем попытки рассуждать логически, и бесспорно лучше, чем бездумная порча стального клинка.
Как говорится, «все возможно, стоит только захотеть». Однако твое «хочу» неизбежно сталкивается с чужими «не хочу». Дерево не хочет быть срубленным, болезнь не хочет отступать, тучи не хотят рассеиваться. У любого камешка есть воля, и если прислушаться, можно уловить его каменные мысли: «Уходи, человек… Уходи… Прочь…».
Иногда достаточно отдать приказ уверенным тоном, чтобы дверь оробела – и открылась. Но не здесь и не сейчас. Эта дверь была смелым и благородным противником. Который умирает, но не сдается врагу.
Значит, она должна читать дальшеумереть.
– Подрывник, действуй, – приказал Ксавье Марьяне.
– Командир, она же… – запротестовал Энрике, но Марьяна уже отодвинула его плечом:
– Энрике, брысь! Ща мы тут по-быстрому!..
Под ладонью девушки закружились серебристые клочья, словно вырванные силой из воздуха, воды и земли, отобранные у природы. Кружась, они мялись, сжимались, пока не образовали темный, поблескивающий металлом шар, ощетиненный длинными иглами. Такие снаряды она ласково называла «дикобразки», за что и сама получила в отряде такое же прозвище. Марьянины «дикобразки» взрывались, поражая иглами врагов (и иногда своих). Марьяна их обожала.
– Отряд – ко мне, – лаконично приказал Ксавье.
Дина, Энрике и Аймар окружили Ксавье, точно цыплята – наседку, и над ними замерцал защитный купол. Никто в отряде не умел творить защитный купол лучше Ксавье, хотя достойная смена уже подрастала – Дина. Рядом с этими двоими можно было не бояться ничего.
Марьяна задумалась на миг, потом разбила одну «дикобразку» на три маленьких, наметила три точки приложения силы.
И жахнула.
Внутри купола не было слышно взрыва.
А еще внутри купола больше не было видно. Ничего.
Пыль медленно рассеивалась.
Большой валун, на котором только что стояла Марьяна, исчез.
– Убилась, – пробормотал Энрике. – Вот знал, что этим кончится.
– Марьяна жива.
Никто не понял, откуда у Дины такая уверенность. Ее смуглое лицо слегка позеленело – от волнения или от чего-то другого, трудно сказать.
Ксавье не убирал купол, пока не рассеется желто-серое облако пыли.
Сквозь тонкую щель в грозовых облаках пробился солнечный луч.
На каменном изваянии, похожем на осколок больного зуба, стоял кто-то высокий и статный. И лохматый. Еще более лохматый, чем всегда.
Марьяна оказалась живучей, как таракан.
Она спрыгнула с изваяния – ловко, точно акробатка – и приземлилась на торчащий из груды щебня обломок розоватой глыбы. От легкого толчка по изваянию побежала трещина, и оно стало еще больше похоже на зуб, за который не возьмется ни один дантист.
Марьяна подбежала к ребятам. Явно ожидая похвалы. Ей только палки в зубах недоставало. Ну, и бешено виляющего хвоста.
– Учись двигаться в куполе, – сделал ей замечание Ксавье.
– Командир, я без купола справилась…
– Я видел. Можно и кашу есть без ложки. Но не надо.
Дина замерла перед пустым дверным проемом.
Крушитель предупредил своих людей, что через такие двери надо проходить молча. И постараться думать исключительно о ерунде. Нельзя вспоминать близких, прокручивать в голове планы, надежды, страхи. Почему? Потому. Лучше не думать о причинах. Напевать песенку, рассказывать анекдот, шептать таблицу умножения.
Ребята гуськом прошли через дверной проем – Ксавье впереди, Аймар позади. Ну, вот и все. Слава Богу.
– Все нормально, ребят? Головы не болят? Никто не свихнулся? – громко спросила Марьяна. – Кроме меня, конечно.
Обращалась она ко всем, но смотрела на Дину.
Дина ответила вопросом на вопрос:
– Почему ты не сотворила защитный купол? У тебя же хорошо получалось.
– Да он мне прыгать мешает.
Дина отвечать не стала. Дикобразка сильно смутила ее. Словно бы забила гвоздь прекраснейшей бронзовой статуэткой – да ну, подумаешь, эта хренька под руку попалась вместо молотка. Что тут скажешь? И упрекать неловко, и промолчать тяжело. «Так обращаться со своей жизнью… Конечно, дело твое, но»… Аймар заметил выражение лица Дины и почти правильно его истолковал. Марьяна – не заметила.
– В этом дебильном пузыре чувствуешь себя, будто надела толстенные рукавицы и перебираешь гречку по зернышку!
– И часто ты дома этим занимаешься? – язвительно поинтересовался Энрике.
– Не-а. Если у меня будет дом когда-нибудь, то чего я точно не стану делать, так это гречку перебирать. И мелких не заставлю. Если будут.
Энрике не нашелся с ответом. Его обезоружила бесхитростная откровенность Марьяны. Как будто они на самом деле – друзья. Ну, в общем-то, он мог бы с ней дружить, если бы она не была до такой степени звезданутой и чуточку поменьше его бесила бы.
@темы: творчество мое, Вещи и Сны
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Когда она только появилась в отряде, Энрике смотрел на нее, точно кот на мышь. Но Ксавье счел нужным предупредить:
– Эта девочка, Рик, сожжет тебя живьем. Причем не в огне страсти. А в самом прямом смысле.
Дина спокойно подтвердила:
– Именно так.
Она была самой незаметной в отряде, и ее это устраивало. Она приложила в свое время большие усилия к тому, чтобы затеряться. Словно иголка в стоге сена. Исчезнуть в огромном и почти безграничном Мире Снов.
Воровато глянув в спину читать дальшеКсавье – услышит или нет? – Марьяна поискала что-то в кармане, приотстала и поравнялась с Диной. Смуглая черноглазая девушка поглядела на Марьяну с выражением «дитятко ты великовозрастное».
– Дин, огоньку!
Марьяна протянула соратнице кривую толстую самокрутку, отсыревшую в кармане. Дина не коснулась самокрутки – та вдруг высохла сама, испустив несколько тонких струек пара и явственный сладковатый запах. Кончик самокрутки затлелся и вспыхнул.
– Спасяб, душа моя, что б я без тебя делала!
– Пореже знакомилась бы с розовыми слонами, – без улыбки отбрила Дина.
Марьяна унеслась вперед на своих цапельных ножищах – и только спустя пару минут поняла, что плащ на ней чудесным образом высох. И штаны. И сапоги.
– Спа-си-бо!!! – заорала Марьяна в голос, будто болельщик, спугнув какую-то мелкую живность в кронах деревьев и заставив Крушителя нахмуриться. Он не любил, когда в лесу вопят.
– За что «спасибо», если не секрет? – спросил Аймар, нагнав Дину.
– Кто ее знает, – ответила Дина. – Дитя природы. Бегает, кричит.
Дина так и не научилась доверяться. Даже Аймару. Хотя он единственный в отряде умел вести нормальную беседу, без неуместных шуточек и подколок.
– Les choses entraient dans sa cervelle sans nuage… – процитировал Аймар, используя не Язык Снов, а именно французский. Но Ксавье, носитель языка, не откликнулся, а Дина будто не услышала.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (2)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
В четыре года я жалел камни.
Обычные камни.
Подбирал их на улице, грел в кармане.
Камням было холодно
И неприютно
В грязи.
А я отдавал им тепло ладоней,
Гладил
И нес домой.
Мыл под краном и вытирал
Кухонным полотенцем.
Мне хотелось пообещать им, что больше никто
Не пнет их
И не обидит.
А взрослые находили камни
И отнимали,
Как я ни просил, ни плакал, ни объяснял,
Что камням становится снова плохо,
Больнее и холоднее, чем прежде,
Когда эти камни согреют – и вдруг
Выбросят.
Время собирать,
Время разбрасывать,
Время.
Теперь я – камень.
Дело не в том, что минуло тридцать лет.
Я – камень именно с четырех.
Никого не могу пожалеть,
От этого только хуже.
Больнее и холоднее, чем прежде.
Я – камень.
@темы: творчество мое, стихи мои
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Стихи простые и слегка корявые, тк Ксавье не поэт.
Но искренние.
Из глубины сердца.
Ксавье - Гипносу
Слез не было – значит, не высушить,
Не броситься вспять по мосту.
Я думал, что некому выслушать
Земную мою немоту.
Орфей отыскал перевозчика
И к мертвым отчалил – живой.
Трудней отыскать переводчика
С отчаянья – на ветровой.
Нет слов, только шутки дурацкие.
Нет слов для твоей красоты.
«Обняться бы, да не по-братски бы».
«Ну что ж, не теряйся». «И ты…»
Все поняли, взглядов не подняли.
Природа, юродство, сродство.
Весь мир опрокинулся под ноги,
А ближе тебя – никого.
@темы: стихи, стихи мои, Вещи и Сны
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (3)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Она дружила со всеми.
А с ней не дружил никто.
Дети в приюте прекращали игру, замолкали и с недобрыми усмешками ждали, когда она уйдет. Другой ребенок расплакался бы или замкнулся бы в себе, принимая навязанную ему роль изгоя. Но у Марьяны и мысли не промелькнуло – подчиниться обществу. Тем более – маленькому и хлипкому. Не берут в игру? Да ладно. Марьяна и не собиралась играть, как все. Скучно. А вот так уже лучше! Карточки лото на полу, ребятишки визжат. Поймаем самого милого и будем дружить изо всех сил. Пока воспиталка не прибежала на крик.
Стоило Марьяне увидеть «милого» человека любого возраста и пола, как она обрушивала на него свою взрывоопасную любовь. То молча следила за предметом обожания, то вдруг бросалась на него, одной рукой хватала за воротник (или за волосы, или за горло), а другой – совала в карман подарок. И убегала. Даже взрослые пугались, не то что дети.
Сильнее и мучительнее всего Марьяна полюбила читать дальшеновую воспиталку младшей группы. Запугивала и колотила младших, потому что они недостойны такого сокровища, вот. Марьяна смутно надеялась вызвать ее гнев. Когда взрослые злятся на тебя, они тебя видят. И когда бьют – видят. Марьяна слушала под дверью, как она читает сказки мелким придуркам. Сама ни одной сказки не знала. Да и зачем? Это ж для маленьких. Но слушала, слушала… Выменяла у кого-то красивый камень – «куриный бог», аж с тремя дырками – и бросила своей пассии. Тайком. С дерева. В руки отдать постеснялась. Хотела кинуть на раскрытую книгу, а попала по темечку, хорошо, камень был небольшой. Сделала подарок, нечего сказать. А она такая, мол, ничего страшного не случилось. Попросила не наказывать ребенка. Да ну ее. Нашла «ребенка», тоже мне! На Марьяну глянула вскользь. Не увидела по-настоящему.
Другие воспиталки, плюнув на идеи Песталоцци, давно уже давали Марьяне подзатыльники.
Подумаешь! Вот мама дома наказывала, так наказывала.
За свет, например. Нельзя вечером электричество жечь. И дрова нечего переводить. Надень куртку, брюки зимние и спи. Вот растратим природные ресурсы, тогда все вымрем. Да и так скоро конец света. Мама в подвале убежище устроила, консервы запасала. А Марьяна хитрая: ее запрешь в подвале, вроде в наказание, а она там обожрется и на полку заляжет – спать.
Марьяну мама любила. Просто уставала на работе. Нервничала. Говорила, там под нее копают. Хотят знать, где она живет, есть ли у нее муж, дети. Да не просто спрашивают, а допытываются. Мама на ночь ставила перед дверью капкан, чтобы дом защитить. Марьяну за калитку не пускала. Нечего дом без присмотра бросать. И снаружи делать нечего.
Какое там – в первый класс? Мозги детям промывают. Выходят из наших школ рабы. Зомби. Все эти, которые на государство работают, так и норовят влезть тебе в голову. Чтобы остаться нормальным, надо учиться дома. И соседским детям нельзя махать через забор. Пусть они даже не знают, что Марьяна живет на свете. Так – безопаснее. Никому верить нельзя.
Зато у Марьяны был Крокодил. Марьяна его любила с тех пор, как себя помнила, и он ее тоже. Он ее не ругал, что она дикая и дергает его за уши. Сначала, совсем давно, Марьяна ползала вокруг него. Он грыз ее пластмассовую бутылочку, она грызла его мячик. Потом, тоже давно, бабушка научила Марьяну ходить на двух ногах, а Крокодил остался на четырех. Потом бабушка перестала жить, и Крокодил выл всю ночь, а мама и Марьяна не плакали. Со временем все как-то наладилось, и Марьяна с Крокодилом носились наперегонки по дому и по двору, прыгали, лаяли, смеялись, рассказывали друг другу истории. Жизнь стала счастливая. Совсем-совсем. Марьяна искала у друга клещей и вычесывала шерсть, а Крокодил рассказал ей про Мир Снов – он знал про этот замечательный мир понаслышке, от другой собаки, но сам найти туда дорогу не смог.
«Я найду, Крокозень ты мой. Найду и тебе покажу».
Мама измеряла хлеб линейкой, и не дай бог он за день - без нее - станет короче. Есть надо всем вместе, чтоб видеть, сколько продуктов ушло и сколько осталось. Без бабушки мама стала совсем несговорчивая. И с каждым годом все трудней до нее достучаться. Зато Марьяна знала, где лежат запасы на случай конца света. Консервы, мешки с сухарями. Марьяна таскала из разных нычек понемногу, чтоб не очень заметно было. Делилась по-братски с Крокодилом. Он еще со двора мог убежать и чем-нибудь поживиться на свалке. Марьяна так не могла. Жрать хотела даже ночью. От этого и в Мир Снов нашла дорогу, звериным чутьем: там пища растет на кустах, на деревьях, на земле. Подкрепишься, и – удивительное дело – прибавится сил.
Так Марьяна и дотумкала, что Мир Снов – не совсем сон. Здесь и сытно, и свободно – на самом деле.
«Фюить, Крокодил! Ко мне! Да не бойся, здесь хорошо!»
Марьяна так заигралась с Крокодилом в Мире Снов, что мама не могла ее добудиться – сбросила с кровати, била по щекам, совала под нос нашатырь. Еле-еле откачала. Силой выдернула оттуда, где светло и привольно.
Крокодил пропал. Нашелся через пять дней, под крыльцом. По запаху.
Он, скорее всего, сожрал отравленную крысу, которая перебежала от соседей. Но мама сразу сказала: «Отравили».
Соседа мама-таки покоцала. Чем-чем, ножом. Наточила нож и пошла на соседский двор. В домашних тапочках. Чтоб не морил чужих собак. И чтоб через забор не заглядывал к одинокой женщине. Не его дело, как она содержит ребенка. Нельзя среди бела дня шпионить за людьми и травить их собак. В этом она права. Но ее все равно отправили в дурдом. А Марьяну – в приют. И с тех пор зовут: «дочка ТОЙ женщины». Будто они с мамой в чем-то виноваты.
Зато в приюте кормят. Завтрак, обед, ужин. И откуда они берут столько еды?
Да, в Мире Вещей неплохо. А в Мире Снов еще лучше.
Жаль только, что в обоих мирах слово «нельзя» звучит на каждом шагу. Все Марьянины беды от «низзя». Без него был бы рай.
@темы: творчество мое, Вещи и Сны
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Умерла моя кошка Маришка.
Ей был ровно год.
Сегодня нашли тело.
Я пока не чувствую горе, только страх. Страшно за тех, кто жив. Не хочется выпускать их из дома. А как не выпускать... Ведь весна. У нас в саду каждый день новые запахи, солнечный свет, трава тянется к солнцу.
Не знаю, что делать и говорить, хочется молчать, затаиться, спрятаться. И от жизни, и от смерти, и от себя, и от весны.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (8)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
– Дин…
– Что?
– Я тут подумала… – Марьяна поковыряла влажную землю носком сапога. – А че ты вообще с нами поперлась?
– А че за предъява? – передразнила соратницу Дина. – Странно ты формулируешь вопрос. Вынуждена уточнить: я служу в отряде Крушителя несколько дольше тебя.
– Да я не о том. Я не против, что ты здесь. Наоборот... – Марьяна смутилась и закончила с усмешкой: – Хоть есть об кого косяк прикурить.
– Рада, что ты нашла применение моему дару. Получается – не зря живу.
– А то. – Марьяна будто не заметила иронии. Вытащила из ножен за голенищем нож и аккуратно срезала колонию синих, подозрительных на вид грибов. – В супчик самое оно.
– Это подлосинники. От них глюки, Марьян. Брось, ради бога.
– По-немецки «глюк» значит «счастье».
Дина окинула соратницу печальным критическим взглядом: красные уши торчат, как ручки супницы, вьющиеся каштановые волосы тут и там выбились из косы, разлохматились, в них паутина и кусочек коры; карие глаза глядят слегка враскосяк, улыбка крокодилья.
– Бедное дитя. Не знала, что читать дальшеизучение немецкого так плохо влияет на неокрепшие умы.
– Научилась мне отвечать, молодец. А то молчишь, терпишь. Непорядок.
– Пирокинетику положено держать себя в руках.
– Вот оно что, – посочувствовала Марьяна. – А какой у тебя на самом деле характер?
Дина ответила не сразу.
– Ты хочешь знать, какой я была до пробуждения дара?
– Ну да. Веселая? Играть любила?
– Как сказать. Пока не пробудился дар, я была слишком... ободранная.
Марьяна фыркнула. Дина уточнила:
– Беззащитная. Без брони, без кожи. А еще боялась хулиганов.
– О, тебе точно надо было ко мне. Я хулиганов била одной левой.
– А с кем тогда дружила? – удивилась Дина. Она считала, что такое недоразумение ушастое могло дружить именно с хулиганами, и хорошо, если не с настоящими бандитами.
– Дружила? Та-а, со многими. Щас не вспомню. Со многими. В Мире Вещей народу хватало.
Рассказывая о детстве, Марьяна смеялась. Припоминала забавные случаи.
По первому впечатлению казалось: у нее в приюте с ребятами сложились добрые отношения. Но Дина не вчера родилась, умела читать между строк и слышать больше, чем сказано.
На самом деле Марьяна вела себя скверно. С ней в ответ обходились точно так же.
– …школота нарисовалась, у самого забора. Домашние, мамкина радость. Я пошла знакомиться. Ничего такие ребята. Мне даже понравились. А воспиталка сразу – орать.
– Почему?
– Будто я в них камнями пуляю.
– А ты не пуляла?
– Нет, конечно! – возмутилась Марьяна. – Тоже мне, камни. Это ж керамзит. Муху не зашибешь.
Дина вздохнула.
– Но потом – у тебя были друзья? Настоящие?
– А как же. – Голос Марьяны потеплел. – Тут, в Мире Снов. Мой первый отряд. Еще до вас, до Крушителя. Мы совсем зеленые были. Командующая Илма Добрая Сестра сделала из нас боевое братство. Вернее, сестринство.
– То есть она приказала вам подружиться?
– Ага. Здорово, да? – Марьяна, похоже, до сих пор чувствовала себя счастливой при мысли о таком простом решении своей «маленькой проблемки» с социализацией. – То ни одной подруги, а то сразу семь. Сила!
– И вы действительно подружились?
– А че ты начинаешь, я не поняла? – вскинулась Марьяна. – Мы за госпожу командующую – в огонь и в воду… Как одно целое… Были. И нечего про это болтать, если не знаешь. Не трожь святое.
Дина помолчала и тихо попросила:
– Прости.
Марьяна наступила, не глядя, в чью-то нору, споткнулась, замахала руками, чуть не врезалась лицом в дерево.
Обычно ее принуждали извиняться. И всегда было за что. Но никто и никогда не просил прощения у нее.
– А?! – переспросила она почти испуганно.
– Говорю: прости. Я скептик, Марьяна, и не верю, что к добру или счастью можно прийти строем. Но ваша Илма Добрая Сестра, возможно, и вправду сыграла роль доброй наставницы. Приютила вас, детей. Научила сражаться со злом. Дала вам веру. Дала направление в жизни.
– Ну, – согласилась Марьяна. Но тут же ее лицо омрачилось. – Толку-то с того направления. Без нее мы в разные стороны пошли. Раскол, м-мать… Жаль, она не вернется, не наваляет сукам, которые ее эмблемы сорвали.
Такое явное выражение гнева было нехарактерно для Марьяны, которая и морфо-то убивала бездумно, играючи, с шуточками-прибауточками, будто на ярмарке сбивала разноцветные кегли. Дине пришло в голову, что настоящий гнев рождается из того же источника, что и настоящая любовь. Марьяна мало кого любила и мало кого ненавидела. Любовь и ненависть занимали одну и ту же комнату в ее сознании, ждали своего часа за одной и той же дверью, которая приоткрылась на миг и вновь захлопнулась.
– А, все равно… Она сказала, мы не расстанемся. Мол, ее частицы – в каждой из нас.
– Ее частицы? Что это значит?
– Хрен знает. Любила она выразиться цветисто да заковыристо. Не то что наш Крушитель.
Марьяна тряхнула лохматой головой, словно вытряхивая ненужные мысли. Дина не смогла сдержать улыбку.
– Ты встряхиваешься, как мокрый щенок. Смешная…
– А ты зато красивая, – ни с того ни с сего ляпнула Марьяна.
Произнося эти слова, она не смягчила свой мальчишески-хрипловатый голос, не добавила в него тепла и доброты, даже не посмотрела на соратницу. Раскинула руки и побежала вперед, легко перепрыгивая, точно гимнастка, с корня на камень, с низкорастущей ветви – на ствол поваленного дерева. Она прыгала потому, что могла. Казалось, ее тело, юное и дикое, беззвучно смеялось от избытка сил, от полноты жизни.
– Эй! – возмутилась Дина. Она все это время за разговором собирала хворост и теперь держала в руках порядочную охапку сухих веток. А Марьяна ничего не собрала, кроме грибочков-подлосинников. – Эй, а ну вернись! И нечего мне зубы заговаривать! Где хворост?!
Девушка не знала, сердиться ей или смеяться. Только у Ксавье хватает твердости хоть как-то дисциплинировать эту ходячую ошибку педагогики.
Все равно что призвать к порядку ветер.
…
– Почему говорят «Мир Снов», когда на самом деле здесь не один мир, а множество?
– Да ну… Не надо мне это знать. Не моего ума дело. Зачем мне еще больше миров? Я еще этот не облазила весь.
Едва договорив, Марьяна тут же выпалила, противореча самой себе, как всегда:
– И какие они, другие Миры Снов?
– Мне не хватит слов, Марьяна. Не хватит слов, чтобы объяснить.
– Так придумай.
– Придумать слова?
– Конечно. Все слова кто-то придумал, не? – Марьяна пошевелила-поиграла пальцами. – Например, пензотина.
– Пензотина?
– Ага. Плохая дорога. Или когда паутинная зараза у тебя на хвосте, а ты пустая, отбиться нечем. Одна надежда – в укрытии отлежаться, но его еще надо найти. Короче, плохо тебе. А вот пензурятина – это когда и дорога плохая, и зараза на хвосте, но тебе интересно. И ничем тебя не остановить – прешься, потому что тебя прет.
Дина глянула на Дикобразку, будто не могла поверить, что можно с глубокомысленным видом нести такую чушь. И вдруг улыбнулась. Всего на мгновение, но искренне. На смуглой щеке обозначилась ямочка.
– Я правильно поняла, что в нашей жизни бесконечно – то пензотина, то пензурятина?
– Ну почему? Еще мы спим. – Марьяна задумалась. – И моем посуду.
Дина вспомнила вопрос, на который так и не захотела отвечать: «А че ты вообще с нами поперлась?»… Каковы ее мотивы? Справедливость? Месть? Желание доказать себе, что она – боец, а не сломленная дрожащая девчонка? Пожалуй. Но все это – не главное.
– Я прусь, потому что меня прет. Хорошая философия, Марьяна.
– Обращайся.
@темы: творчество мое, Вещи и Сны
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (4)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
А между высказыванием и обратной связью?
Поясню свою мысль.
Вот я хочу донести читать дальшедо кого-то свои пока еще бесформенные, неопределенные мысли и мечты, например, в виде рисунка. Или текста.
Я хочу быстро, легко высказаться, "выдохнуть" мысль и получить отклик. Но так не получается. Надо: продумать сюжет, продумать композицию, забраковать неудачные варианты того и другого, найти удачный, потом всю ночь рисовать/писать, проклиная свою мелкую моторику.
Это так бесит, будто пытаешься бежать в тяжелых ботинках, вязнущих в глине. Только вязнешь не в глине, а в реальности. Реальность очень вязкая субстанция, и когда воплощаешь в реальность мечту, постоянно стопоришься и от этого сходишь с ума.
Хочется творить легко, интуитивно, как плавать, как летать во сне: оторвал ноги от земли, а как дальше держать равновесие и двигаться, тело само понимает.
И еще.
Почему-то я не умею ни презентовать себя как просто человека, ни получать обратную связь как просто человек.
Если читать дальшея хочу, чтобы мне уделили внимание, чтобы "хоть немножко любили", я не могу просто попросить об этом (даже не знаю, в каких словах просить), а рисую рисунок и стараюсь вызвать восхищение.
Но:
а) восхищение талантом и любовь, тепло - не одно и то же, это разный "корм". Мне нужно именно тепло.
б) очень многие люди не умеют рисовать. И что, если их талант - проектировать новые холодильники, неужели они носят с собой набор файлов по проекту, чтобы повсюду показывать их и получать немного доброты и ласки от окружающих?!? Абсурд. Не могут же все не-творческие люди жить без любви и тепла. Логично предположить, что такой человек умеет предъявлять окружающим, особенно близким, ПРОСТО СЕБЯ. Почему не умею я, раз умеют другие?
в)мне не нравится режим "как дела", и я сознательно отвечаю на этот вопрос показом своих достижений (рисунков), а не перечислением повседневных событий и моих эмоций, незначительных и неинтересных никому, кроме меня. Я боюсь быть просто собой. Без моего творчества я вообще никто.
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (2)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Вслед за кистью
- Календарь записей
- Темы записей
-
198 творчество мое
-
63 Мир Снов
-
58 стихи мои
-
41 картины
-
38 Вещи и Сны
-
36 картины мои
-
32 куклы
-
27 Кловис
-
26 гилочай
-
23 стихи
-
20 Ив
-
17 Крылатые
-
16 БЖД
- Список заголовков