– Эй, морфо! – позвал Ксавье.
Дом молчал – напряженно, выжидающе, точно обиделся и решил ни с кем не разговаривать.
Ксавье вернулся в спальню. Больной лежал все в той же позе. Может, не будить?
Морфо тихонько застонал сквозь стиснутые зубы.
– Н-н… не позволю… ни шагу…
Ксавье тронул его за плечо. Тот открыл глаза. Третье веко не успело раскрыться до конца, так что в первую секунду читать дальшевзгляд у морфо был нечеловеческий. Бр-р. Белесая пленка неохотно сползла с опаловой радужки, и морфо уставился на гостя, словно хотел спросить: «Ты тоже – мой сон?». Потом в глазах промелькнула уже знакомая печаль, и почти сразу – тревога.
– Я что-то говорил?..
– В любви признавался. Своему другу Овидию. Как нога?
– Не болит.
Ксавье хотел спросить: «А чего тогда стонал?», но прикусил язык. Ночные кошмары этого парня – его личное дело.
– Тебе воды принести? – спросил Ксавье.
– А тебе – хватит?
– Да. Если что, еще наколю.
– Чего наколешь?
– Льда.
Ксавье напоил больного подогретой талой водой – от чая тот отказался.

Еще загодя Ксавье нашел в доме жестяное ведро с песком и галькой. Он подозревал, что песок и галька имеют какое-то отношение к лунноцветам, и аккуратной горкой высыпал их в лунноцветной комнате. А ведро притащил в спальню.
– Зачем это?
– Как зачем? Поганое ведро.
– Почему поганое? Хорошее ведро…
Тут, наконец, до морфо дошло, и лицо у него стало совсем несчастное.
– Но ты ведь не будешь…
– Буду. Извини, парень, ты уже староват, чтобы ночью писаться в постель. Считай, что я – твоя медсестричка. – Ксавье развел руками. – Уж какая есть, за грехи твои. Голубоглазые блондинки с шестым размером бюста приходят только к хорошим мальчикам.
Морфо через силу улыбнулся.
– Не знал, что я так сильно нагрешил.
– Тебе сейчас надо?
– Если… если можно…
– Нужно.
Когда ведро было использовано по назначению, Ксавье вынес его в уборную. Вернулся. Морфо снова лежал в кровати и, судя по лицу, предпочел бы лежать в могиле.
– Кошмарный ты тип, – сказал Ксавье. – Не буду с тобой водиться. Приличные ребята не ходят отлить и слова такого не знают.
Морфо нервно хихикнул. Очень по-человечески.
– Я глупо себя веду?
– Немного. Да ладно. У каждого народа свои мерки, что стыдно и что – нет.
Морфо смущенно отвел взгляд.
– У нас важно не «что», а «при ком». Мы стесняемся только в присутствии тех, кого уважаем.
– Получается, ты меня уважаешь?
– Получается.
Ксавье не нашелся с ответом. Куда катится мир? Вон, уже паутинники людей уважать начали.
– Ты, наверное, сам понял, – добавил морфо. – Я не в полной мере снородец.
– Не говори мне, что ты – полу-человек.
– Нет, я не гибрид. Мое тело полностью соткано из паутины. А вот сознание… Я помню, как был птицей в Мире Вещей. Как рождался человеком – в разные эпохи. Как впервые попал в Мир Снов. Завершил цикл снова в качестве птицы и навсегда покинул Мир Вещей. Помню и то, что заставило меня воскреснуть в теле морфо…
– Парень, меня меньше всего волнует твоя биография.
– Но я должен объяснить…
– Да ничего ты мне не должен. Сам подумай. Ты считаешь, мне можно доверять. А вообще-то нельзя. Если по уму. Я, например, тебе не доверяю.
– Почему?
– Так проще.
– Кому проще?
– Обоим. Давай сразу определимся. Никаких имен, никаких рассказов о себе. Общаемся – только по делу. Как выздоровеешь – покажешь мне дорогу отсюда.
– Куда?
– Все равно. Для меня везде – дом.
Для Крушителя нигде нет дома. Оба мира теперь – чужие. Ксавье не знал, куда пойдет дальше. И что будет делать со своей новой, непрошеной жизнью. Но какой смысл обсуждать это с морфо? «Идти мне некуда, сам я не местный»?
– Везде дом, – невесело усмехнулся раненый.
– Ладно. Понадобится ведро – зови. Если засну – все равно зови. Я сплю чутко.
Раненый ответил, что сам хочет поспать еще.
– Ну, спокойной ночи… – Ксавье осекся. «Спокойной ночи, тварь паутинная»? Все равно что «выздоравливай, мразь». Слова, которые знал Ксавье, не годились для этого мирного дома и этого… человека.
Да уж. Человека.