Тариэн решил, что сюзерен одет вовсе не как пугало. Точнее, как весьма запасливое пугало, готовое путешествовать далеко-далеко от родного поля.
«Должно быть, специально оделся в рабочее», уточнил про себя Тариэн. «Дели надевала старое пальто, полинялые перчатки с обрезанными пальцами и разношенные уродливые башмаки – для работы в саду. Все это уютное старье у нее висело на гвозде сразу за дверью. Вдруг у высокородного Зейдена ард Хассэла вот так же висит за дверью поношенная одежда – для поимки не в меру шустрых малолетних вассалов?»
И тут, наконец, Тариэн припомнил, что встречал Зейдена год назад.
Но Зейдена ли?
Нет, его лощеное, холеное, гладко выбритое, с иголочки одетое подобие.
Этот «младший ард Хассэл» был никаким. Даже его красота не привлекала взгляд – не за что зацепиться. Ну, правильные черты лица, мало ли у кого они правильные, темно-русые густые чуть вьющиеся волосы – да у трети илдрийского населения Империи именно такие волосы. И неудивительно, что Тар не запомнил Зейдена в тот день. Такого человека невозможно запомнить. Молчит, не проявляет себя, кажется элементом интерьера, как расписные пластинчатые доспехи в витрине или потускневшие портреты предков. Здесь должны висеть предки – вот они, предки, а у лорда Хассэла где-то должен быть младший сын – ага, вот он, младший сын. Ставим галочку. Ни подлинная история предков, ни истинный характер сына никому не интересны – это же парадный фасад здания, именуемого кланом Хассэл. Сын должен читать дальшеа) присутствовать, б) прилично выглядеть, то есть быть одетым в точности как отец, в) кланяться, кому следует, и слегка наклонять голову, приветствуя всякую шушеру низкого ранга. Все свободное от поклонов время данной клановой единице положено молчать и стоять за спиной отца, держа осанку, чтобы к концу приема спина и плечи гарантированно разболелись. Если бы речь шла о кинокартине, то актер возмущенно затряс бы своим куцым текстом перед носом режиссера: «Вы называете это ролью?! Да здесь нечего играть! Это даже не эпизод! Это издевательство!» И впрямь, издевательство.
В такой обстановке персонаж не раскроется никогда.
Кого волнует, что младший сын лорда на самом деле любит носить походные ботинки и потрепанный плащ, и кому интересно, что у него глубокий, мягкий, чуть насмешливый голос, почему-то похожий на горячий шоколад, а еще – необычное чувство юмора и привычка носить во внутренних карманах кучу совершенно необходимого барахла?
Тар изложил все эти соображения сюзерену, постеснявшись только упомянуть про горячий шоколад, потому что глупо, да и непочтительно, и вообще, только перекусили, опять есть хочется...
Зейден весело рассмеялся.
– Хорошо же вы прошлись по клану Хассэл!
– Но я и не думал…
– Так пропесочить родню!
– Я только высказал свое мнение, мой лорд! И почему – родню?
– В Империи кинь камушек, не глядя – попадешь в родича. Спугнешь в берлоге медведя – и тот чей-то дядя…
– О чем вы, мой лорд?
– Ну, моя жена, леди Цэйна ард Хассэл, урожденная Диир, родная сестра покойной леди Дельхэ ард Мор, тоже урожденной Диир. Цэйна отреклась от семьи Диир. Порвала с треском. Но – неофициально. В юридическом смысле вы до сих пор – мой племянник.
Тариэн растерялся.
– Как мне полагается вас называть? «Мой лорд» или «дядюшка»?
– А шут его знает. Я эти правила сто лет назад учил. Помню одно: что в браке между вассалом и сюзереном именование «мой лорд» или «моя леди» сохраняется, говорится «мой лорд и супруг», как-то так. Но Цэйна зовет меня по имени. Мы дома не особенно блюдем церемониал.
Зейден зевнул – от души и очень заразительно. Тариэн не удержался. Прикрыл рот ладошкой.
– Можно мне звать вас «мой лорд»?
– Ради бога.
– Я не против, что вы дядюшка. Просто…
– В голове не укладывается, да?
Тар смущенно заерзал.
– Почему вы никогда не писали мне писем?
– Я вас не знал. Лучший способ сохранить с человеком прекрасные отношения – совсем его не знать. Я такие отношения со всей родней поддерживаю. Они довольны. Избавлены от тяжкой обязанности тратить на меня время, чай, бумагу и чернила.
– Ну ладно, с родней вы не общаетесь. А с вассалами? По переписке?
– Вы хотите со мной переписываться?
– Нельзя?
– Можно, – улыбнулся Зейден. – Я вам буду пересылать почтой осенние листья.
– А я вам – снежинки, – усмехнулся Тар. – У нас уже скоро снег пойдет. Если письмо придет в чернильных разводах, знайте – это не я неряха, это снежинки в конверте растаяли…
– Расскажите мне о Дельхэ.
– Что рассказать?
– Что хотите. Она была моей золовкой, я думал, будто знаю ее…
– Я тоже думал, будто знаю ее. – Тар попытался собрать картинку из пестрых осколков памяти. – Она играла на келькель . Загадывала что-нибудь и играла. Кошку, или мороженщика с тележкой, или быстрый летний дождь.
– Импровизация.
– Точно. Она давала имена своим платьям. Говорила, что у каждого платья есть характер и судьба. Умела открывать шкафы, сундуки, шкатулки – без ключа. Пошурудит шпилькой или вязальной спицей, раз, и готово.
– Криминальный талант.
– Ага. Леди-взломщица. Еще ей нравилось разрезать старые вещи на лоскутки и шить лоскутные коврики. Из разных лоскутков смастерила себе жилет.
– Я помню, она была яркая… Притягивала к себе людей.
– Ну да, ей были интересны люди. Но ей ничего не было нужно от них. Ни чтоб они ее любили, ни чтоб завидовали, ни чтоб жалели, ну вообще ничего.
– Она что, просветления достигла?
– Не знаю. Она отличалась от нас. Я люблю гостей, например, и Найтэн любит. Наша бы воля, мы бы зазвали к себе кучу народу пожить на все лето. Или вообще насовсем. Но Дели была против. Ее бы воля, она говорила – жила бы, как мышь в норке. Только с самыми близкими. С нами. Найтэн понимал, что для нее гости – испытание… Она виду не показывала. Гости думали, будто они правда ей нравятся. Будто она любит их угощать, развлекать. А только гости уйдут, она рухнет на диван: «Ну, этих спровадила».
– Она так и про меня говорила?
– Мой лорд… – Тар смутился.
– Считайте, я это не спрашивал. У нее, значит, совсем не было друзей?
– Какие-то приятельницы по книжному клубу. В гости она их не звала.
– А друзья по переписке?
– Откуда? Она же ни в школе не училась, ни в университете. Где бы ей познакомиться с людьми из других городов? Вот Найтэн все время слал весточки и посылки бывшим одноклассникам и однокурсникам. Они ему в ответ присылали гостинцы из разных мест. Мы с Дели тут же кидались потрошить коробку. Один раз Найтэну прислали пряники из Нельморы, мы надкусили и как заверещим! «Найтэн, спаси!» «Най, воды!!!» Глаза слезились, губы горели…
– Вы не знали, чем славятся нельморские пряники? Там и на упаковке перец нарисован!
– Мы думали, они с перцем, а не из перца… Найтэну чего только ни дарили…
– А Дели?
– Да она только от матери письма получала. Читала и сразу жгла.
– Понимаю.
– Госпожа Меттэ и в день рожденья не могла оставить ее в покое. С утра праздник испортила.
– Открытку прислала?
– Письмо. Наверняка мать ей написала какую-нибудь гадость.
– Н-да. Чудесные отношения матери и дочери. Мне, в общем-то, понятно…
– Госпожа Меттэ вечно шпыняет Дели, мол, ты сына плохо воспитала, раз он тебя запросто по имени зовет. А что я должен, целовать ей ручку и звать «вы, моя госпожа и мать»?! Будто сто лет назад. Да Дели умрет со смеху, если я…
Тариэн осекся. Вскинул руку, будто хотел зажать себе рот.
Слезы потекли сами, закапали на руки, на штаны. Зейден обнял его, и мальчик разревелся по-настоящему, так отчаянно, что в конце концов заболела голова и не осталось ни слез, ни сил.
Тар впервые по-настоящему поговорил о Дели.
Зейден укрывал его в объятиях, легонько покачивал, точно маленького. Вот-вот скажет: у собачки боли, у кошечки боли, у Тара – не боли.
Хорошо, что не сказал.
Лучше пусть не болит у собачки и кошечки. Тар свою боль вынесет. Научится с ней жить.
Конечно, лорд Хассэл – эдьелар клана Раинн и, задавая вопросы, преследовал свой интерес. Но что значит – свой? Найти убийцу Дели нужно самому Тару.
Мальчик не хотел признаваться, что боится встречи с убийцей глаза в глаза. Боится вспомнить его по-настоящему.
Надо вспомнить, надо выдержать. Ради Дели.
– Тар… – Зейден впервые назвал вассала домашним именем. Тот, конечно, не стал поправлять.
– Что, мой лорд?
– Десять минут до поезда. Скоро будем греться. А я сразу – спать…
– Я тоже. Можно, пока дорасскажу про Дели?
– Конечно.
Голос лорда Хассэла стал совсем тихим, почти ласковым, без прежних насмешливых ноток. И глаза тоже другие, подумал Тар. Лорд сейчас немного похож на Найтэна. И он помогает Найтэну и мне. Странно, почему Найтэн никогда не называл его другом.
– Она любила возиться в саду, а потом превращаться в красавицу. Придет из сада вся лохматая, в волосах листики и паутина… Зайдет в ванную, потом в свою комнату, а выйдет оттуда красавицей. Когда у нее было плохое настроение, она закутывалась в плед и начинала чахнуть. Я просился к ней, она меня тоже накрывала пледом, устраивала мне пещерку, и мы чахли вместе. Пили чай, читали друг другу вслух. Она сказки сочиняла. Прямо так, с потолка. И не про себя или про меня, а про зверей, и рыб, и ветер, и звезды.
– Красиво…
– Ага. Еще она любила биться об заклад. Однажды лысуха нырнула в залив, и Дели сказала: «Спорим, не вынырнет», мы ждали, ждали, замерзли, но не увидели ту лысуху, в общем, я проиграл шоколадку. Тогда отец купил мне еще одну, а потом сказал Дели: «Но только лысух больше не топи», и она как прыснет… она не топила лысуху, мой лорд, она просто…
У Тара вдруг вырвалось то, чего он боялся больше всего:
– Мы не сможем жить без нее.
Зейден тихо сказал:
– Отчасти вы правы, Тариэн. Вы не сможете жить, как раньше. Но мне представляется, что вы спасете друг друга. Насколько я знаю Найтэна. Многое могло бы случиться. Но он отвечает за вас.
Тар не совсем понимал, но кивнул.
– Я тоже отвечаю за него.
– Хороший ответ, ард Мор.