В Илдрийской империи смотрят сквозь пальцы на отношения между людьми одного пола, главное, чтобы все было шито-крыто. То есть вот реально можно всю жизнь прожить фактически в браке, объясняя свою преданность другу или подруге чем-то другим ("он когда-то спас мне жизнь, и я решил посвятить свою жизнь ему"). Ты можешь отписать этому человеку в завещании свои личные (не клановые) сбережения. Никто не станет докапываться до вас. Даже если всем будет очевидна природа ваших отношений, все будут делать вид, будто в упор не понимают.
Проблемы начнутся, если начать именно что бороться за свои права. Потому что официальная борьба за чьи-либо права в Илдри не приветствуется никак, никогда, изначально и навеки. Это связано с тем, что "Илдрийская империя абсолютно идеально управляется вот уже более пятисот лет, а говорить, будто в ней что-то идет не так - значит клеветать на Родину и на священную для всех нас особу Императора". Вслух скажи, что ты недоволен - неважно, чем - и тебе тут же заткнут рот и куда-то тебя уволокут. А делай свои дела тихой сапой - и все будет ништяк.
За безопасностью детей в Илдри вообще никто особо не следит.
То есть никто
читать дальшене следит за внеклановыми детьми. Болтаются, как цветы в проруби. Если родители заботятся - слава богам. Сиротам же несладко. Угодить во внеклановый сиротский приют - это просто "туши свет, кидай гранату". Потому что забрать тебя оттуда может кто угодно и для чего угодно, просто дав на лапу директору приюта и наскоро оформив усыновление или опеку (можно назваться вымышленным именем и показать липовый документ, кто станет проверять?). После чего директор вполне может потерять все свидетельства твоего пребывания в этом приюте и "усыновления" таким-то лицом. Где документы? Мыши съели. (Что согласие/несогласие ребенка уйти куда-то с незнакомцем никого не колышет, наверное, излишне упоминать).
А за детьми клановых аристократов и их вассалов присматривают сами кланы, по мере сил. Если ты ребенок, имеющий отношение к клану, и у тебя возникли определенного рода неприятности, клан может их уладить - внутриклановые разборки никто не отменял. Человеку, который тебя насильно лапал, эдак тихо по-семейному сломают обе руки и скажут, что так и было.
Существует ответственность за "преступление против дамы", такой вот юридический термин, но сколько даме лет - неважно, так и так пойдешь на каторгу на 10-15 лет в зависимости от обстоятельств. (И да, термин устоявшийся, поэтому его употребляют даже тогда, когда жертва - вовсе не дама. Это было бы смешно, если бы в целом ситуация не была так печальна).
А ранние браки во многих случаях даже приветствуют (выдать замуж 14-летнюю девицу - как нефиг делать, при этом не факт, что "значит, в этой культуре они рано созревают психологически" - да ни хрена они не созревают, некоторые еще в куклы играют, просто их комфорт никого не волнует, главное, чтобы кланы породнились).В общем, в Илдри весело. Тишком и тайком прокатывает любое извращение, особенно если вы достаточно богаты, чтобы время от времени давать вполне умеренные взятки нужным людям. Но тем не менее, инцест осуждается вполне конкретно. Да, тайком все бывает, но если люди узнают - не фыркнут в кулачок, как в случае с М+М, а вполне себе взбеленятся. И начнутся неприятности разной степени паршивости. Допустим, родной клан начнет отбирать плюшки, которые ранее предоставлял тебе. Высокую должность, лабораторию, кафедру и что там бывает еще. Официально причины будут названы другие (не называть вещи своими именами - очень по-илдрийски). Но все будут знать подоплеку дела.
Под катом - Алайрен Далет ард Раинн, влюбленный в старшего брата. Если вас это не смущает, то -
читать дальше.Заперев дверь, Алайрен прижимается к Араэну всем телом.
Тот замирает – оттолкнуть ли, принять ли? – а потом укрывает младшего брата в объятиях и гладит по голове, словно ребенка.
Ни тот, ни другой не обмануты этим наивным решением трудного вопроса.
Араэну кажется, что жизнь еще отомстит. За попытки проигнорировать ее вызов.
– Айри… У тебя так сердце колотится.
– Оказывается, сердце – комок мышц. Хоть из окна его кидай – не разобьется.
– Исхудал совсем. Щеки пропали.
– Сейчас это в моде.
– Опять ничего не ешь?
– Раэн, Раэн, ты не меняешься. Даже страшно. Как будто у тебя – там – время стоит.
– Скажи, тебя здесь ломают? Не дают жить?
– Ты поэтому приехал?
– Алайрен, ответь мне.
– Поцелуй меня.
Но Араэн не целует Айри, только гладит темно-рыжие кудри, кончиками пальцев касается нежного, бледного, будто фарфорового лица.
– Ты хочешь уехать, малыш?
– Куда? – спрашивает Айри завороженно.
Ему неважно, куда. Предложи Араэн вместе отправиться на сотню лет в ад – в самое пекло – немедленно собрал бы вещи. Да что вещи, только плащ бы накинул.
– Отсюда – прочь. Из этого больного, гнилого, проклятого дома… Ты хочешь?
– Да.
Айри ни словом не упомянул, что с родным поместьем у него связаны не только отчаяние и страх, но и вполне определенные надежды и планы. Все эти планы – собственно, свое будущее – он сейчас без колебаний сжег бы. Так иной управляющий банком, до этого дня прижимистый и неглупый человек, вдруг сжигает стотысячную купюру, чтобы на миг поразить женщину. Управляющий, конечно, пропал, погиб с этого дня. Может быть, гибнет и Алайрен, он умный, все понимает, и все ему безразлично.
Эта страсть – настоящее, непритворное чувство. Значит, Айри все еще человек. А это – все еще – важнее жизни.
– Ты мне снился, Раэн.
– Сон был добрый?
– Сон… Ты думаешь, один сон? Или два, или пять? Боги… Я давно сбился со счета.
– У меня есть деньги. Мне не на что было их тратить. Возьми их. И беги.
– С тобой – куда угодно. На острова?
– Со мной? – переспросил Араэн. – Почему – со мной? И почему – на острова?
Айри отстранился. Взгляд сразу стал настороженным.
– А куда я пойду без тебя? И зачем?
– Айри, есть только два места, куда ты можешь убежать. Первое – это дом моей дальней родни по материнской линии. Я с ними переписываюсь. Они хорошие люди. Помогут тебе устроиться в школу. Ты быстро наверстаешь упущенные годы. Ты умный. Ты талантливый. И в университет прорвешься. Я в тебе уверен. Глазом не успею моргнуть, а ты – важный господин в чинах и с орденом… По крайней мере, впустишь меня без доклада, малыш?
– А второе место? Куда еще ты можешь меня позвать?
– Ты знаешь. В Золотое Крыло.
Алайрен прикрыл глаза рукой. Чтобы Раэн не видел его взгляда. Слишком трудно было сдержаться.
– Айри, тебе плохо?
– Нет, – Алайрен отнял руку от лица, мягко улыбнулся. – Мне кажется, из меня получится плохой сэальгит. Учитывая обстоятельства.
Алайрен не сказал, какие именно обстоятельства следует учесть.
Может быть, то, что обряды Кьеза, всегда связанные с огнем и иногда – с ожогами, поставили метку безумия и страха на его детство. Или то, что Кьез раздевал его донага и писал на его теле «священные знаки», а мать стояла рядом и смотрела. Не за Кьезом смотрела, чтобы не смел распускать руки. За сыном смотрела. Чтобы не сбежал.
Алайрен ненавидит Сэальга Семистрельного горше смерти. Если богам все ведомо, то Сэальг об этом знает. Хотя Алайрен продолжал делать вид, будто молится в храме Солнца, и Господь до сих пор не покарал его за лицемерие.
Может быть, Господу все равно, что думает о нем насекомое по имени Алайрен Далет ард Раинн?
Он ведь ни разу не откликнулся.
Даже когда совсем маленький Айри просил, унижался: «Боженька, я все тебе отдам, я буду хороший, буду – какой ты скажешь, только возьми нас под свое крыло солнечное, защити, сохрани, благослови – братика и меня».
Ни разу не снизошел. Не скрепил сделку. Не послал чудо.
Араэн объяснял, что нельзя потребительски относиться к богам. Что такие просьбы – почти богохульство. Что бога невозможно подчинить воле человека – напротив, человек должен смириться с волей богов и служить им бескорыстно. Алайрен ответил: «Получается, бог может принять жертву, вкусить ритуальные подношения, а свою часть сделки не выполнить. По-твоему выходит, боги способны на подлость. И кто из нас богохульствует?»
С годами Алайрен убедился, что боги и вправду способны на подлость. Сколько бы он ни жертвовал, его самое горячее желание не сбылось. Больше того – Сэальг, будто издеваясь, отобрал у него самого близкого человека.
О да, Алайрен не особенно жаждет служить Сэальгу. Странно, и с чего бы это?..
– Я верил, что ты меня зовешь бежать вместе. Наивно, да?
– Не наивно, а бессмысленно. От правды не убежишь.
– Раэн, у тебя есть кто-то другой?
– Нет, но…
– «Нет, но»?
– Айри, не надо так смотреть. Отпусти.
Алайрен разжал пальцы, но его жест ничего не значил.
Всею силою души и воли он не отпустил брата, не мог и помыслить об этом. Между ними будто натянулись струны, едва слышно звенящие от любого вздоха, неспособные лопнуть или порваться, причиняющие обоим одинаковую боль.
– Я знаю тебя. В твоей жизни, в твоей душе есть и будет пустое место. В форме меня. И его можно заполнить только мной. Я как та последняя чертова деталь головоломки, без которой картинку не соберешь. А когда ты это поймешь – не знаю. Вот сижу, жду, пока ты пробуешь то так, то эдак… обойтись без этой детали.
– Брат…
– Не напоминай.
– Напоминай или нет, все равно – брат.
– Ты считаешь, из-за нас мир рухнет, или что? Да миллионы людей так живут! И никто не знает!
– Причем тут миллионы?! Мы за них не в ответе. Мы за себя в ответе.
Интересно, а можно любить человека больше жизни и злиться на него до боли в висках? К губам приклеилась улыбка, в голове – будто стальная спица. Как же осточертел недосып. Жаль, что Раэн не может заткнуться и понять брата без слов. Понять, принять. И брата, и себя. Обоим легче стало бы.
– Ты никогда меня не понимал.
Араэн тихо сказал:
– Нет. Я понимаю тебя. Потому и приехал. Когда я уезжал, я был неправ. Я долго думал и решил… Пусть ты не хочешь продолжать род – это не твоя вина. Это твоя природа.
Братцу в кои-то веки попалась в руки прогрессивная книжка, устало подумал Алайрен. Хотя нет, в Золотом Крыле – вряд ли. Получается, своим умом дошел… Что-то очень крупное в лесу сдохло. Предположим, гигантский черноухий которог.
– Малыш... Я был неправ, когда внушал тебе чувство долга перед семьей. Ты не должен собою жертвовать, Айри. Даже ради клана. Клан не может быть абсолютной ценностью, не зависящей от морали. На самом деле сверхценность – это мораль, а не клан. После того, как семья Раинн поступилась законами морали… после того, как они поступили с тобой, ты не обязан посвящать им жизнь.
В Империи провозглашать личную свободу от семьи и клана – все равно что кинуться в пропасть с бельевой веревкой вместо страховочного троса.
Араэн высказывал свою самую сильную боль за последний год.
Высказывал мучительно, сдерживая эмоции из последних сил.
Был бы Алайрен прежним малышом Айри, Араэн бы не сдерживался.
Погладил бы худенькую спину, зарылся бы лицом в рыжие кудри, шептал бы ласковые слова, бестолковые и милые. Заобнимал бы родного – за весь прошедший год, втиснул бы крепко-накрепко если не в свое сердце, то в златошвейное солнце на груди багряного сэальтархэ.
Айри, фыркая и хихикая, взмолился бы наконец: «Пуфти, задуфыф!».
И, глядя снизу вверх, попросил бы: «А полетать?»
Когда брат поднимал его обеими руками над головой, кружил – и вдруг убирал одну руку, Айри издавал тихий Писк Восхищенного Ужаса. Это была их традиция, конечно – Айри бы и в голову не пришло, что брат его уронит. Скорее мир рухнет. Однажды Араэн на спор подцепил младшенького двумя пальцами за расшитый пояс и приподнял над полом. «А одним пальцем сможешь?!»
Теперь не будет полетов. Теперь Араэн и сам видит непристойности там, где много лет не замечал их. Все, что было в его жизни родного, нужного, радостного, как родниковая вода – все загажено, везде грязь, он и не отследил, как это вышло.
И при этом Айри оставался Айри. Он никак не изменился от этой глупой, несчастной, невозможной влюбленности. Не резал вены, не обкромсал рыжие кудри на манер богемы, не начал пить и курить, не стал грубым, колючим, циничным, как иные подростки. Все тот же открытый взгляд. Та же легкая, невинная улыбка. Теплый комок оранжевого света в ладонях. Любящая душа.
От этого еще тяжелее.
– Мне казалось, я оставляю тебя выздоравливать после… тех событий. А получается, я бросил тебя умирать. У тебя руки ледяные, малыш. Маленькое мое малокровное привидение. Я понял: ты не проживешь в неволе. Тебя спасет только свобода.
Не будь ему сейчас так плохо, Алайрен бы зааплодировал.
Все-таки брату очень полезно думать.
Жаль, что он до сих пор не научился быть последовательным. Иначе понял бы, что и ему самому свобода не помешает.
– Я тебя вытащу из этого осиного гнезда. Клянусь.
– Отец не должен догадаться о твоих намерениях, – очень осторожно предупредил Алайрен.
– Я знаю. Ему ничего не докажешь. Не стану и пытаться.
– Ты просто меня украдешь, – грустно усмехнулся Алайрен. – Эта часть плана мне нравится. А потом выбросишь или передашь в чужие руки. И это мне почему-то нравится меньше.
– Не выброшу, не передам, а отпущу на свободу. Уезжай, куда хочется. Выбери дело по себе. Я тебя в любом случае поддержу.
– Как ты поддержишь? Одним пальцем? Или двумя?
– Не надо. Хватит.
– Ты трусишь? А почему я не трушу? Почему мне не страшно сказать, что я хочу видеть тебя нагим, что…
– Замолчи! – Араэн зажмурился. Выровнял дыхание. – Почему, когда тебя хотят накормить, ты пытаешься откусить руку?
– Интересная аналогия. А я вижу это совсем иначе. Ты как будто пытаешься накормить лисицу зерном. И возмущаешься, почему я не клюю. И отчего я все еще голодный.
-
-
04.10.2020 в 12:03-
-
04.10.2020 в 16:34И очень любящие. каждый по-своему.
У Раэна нет никого ближе Алайрена.
Но когда год назад тебе на шею прыгало родное радостное дитё и обнимало тебя, как обезьянка - ветку, а спустя какой-то жалкий год дитё исчезло и на его месте появился вьюнош, да еще влюбленный в тебя - поневоле будешь озадачен. Как ты говоришь, "сложные щи". А то, что этот влюбленный - единокровный брат, вообще "дело, ни с чем не сообразное".
От Араэна почему-то полностью ускользнул тот факт, что влюблен в него Айри с тех пор, как себя помнит. Все подарки и попытки понравиться Раэн долгие годы принимал как данность - ОК, у меня очень хороший младший брат. Реакция Айри: пристрелите-меня-кто-нибудь. Бывают натуры вроде Айри - с младых ногтей уже влюблены, пусть наивно, но всерьез. А вот к Араэну, наоборот, еще ни разу это чувство не пришло.
Пояснить забыл:
матери у них разные, поэтому - "МОЯ родня по материнской линии";
"у тебя - там - время стоит"... значит - в Золотом Крыле.
Араэн отказался от права на титул и наследство в пользу Айри, а сам уехал в Золотое Крыло развивать свой дар сэльгита (упрощенно говоря, это пирокинез, но под это дело подведена целая религиозно-философская база). А Алайрен станет лордом ард Раинн (когда умрет старый лорд Кантерен). Когда Айри узнал, что в будущем унаследует все, зато в настоящем потеряет брата, он чуть не убился об стенку. Или об Араэна. "Как ты мог так со мной поступить?!?" Араэн не понял, в чем проблема - он же идеально все решил за них обоих, одному - Крыло, другому - клан, и все счастливы. В итоге Айри так разозлился, что из вредности сделал счастливую морду (когда внутри все скулило), подписал нужные бумаги и язвительно заметил: "Даже если передумаешь лет через десять - я власть не отдам". Раэн никак не отреагировал - он ценность власти не просекает в принципе, ну не отдашь - и ради бога.
Приезжает Араэн через год - лорд Кантерен живехонек и проводит явно неэтичную политику, практически устроил на территории клана тоталитарное государство в государстве. Инакомыслящие просто исчезают. Айри задвинут в самый дальний угол, где не то чтобы не имеет права вякнуть - имеет право, вякай сколько хочешь, тебя внимательно выслушают и тут же донесут Кантерену, что ты становишься вольнодумен и опасен. (Как царевич Алексей в нашей истории, ты понимаешь). Поэтому Айри вообще молчит в тряпочку. И читает книжку
"Как управлять Вселенной, не привлекая внимания санитаров"о канонах стихосложения. И живет с чувством "никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает"... И ни одного друга, ни одного единомышленника, ни одного ну просто неравнодушного человека с вопросом "как ты?". Непонятно, чего хочется - то ли чаю, то ли стихов, то ли - смерти лорда Кантерена)))) В итоге он перестал жрать - так, полкусочка хлеба склюёт - и начал бледнеть и таять потихоньку. И впадать в натуральную депрессию, а не в то, что этим словом школьницы называют. И вдруг приезжает РАЭН, мир озаряется, луна и звезды в небеси поют, Айри от радости чуть не выпрыгивает из своей телесной оболочки. И готов на все. Готов плюнуть на будущее - Раэн важнее. Готов бежать с ним.Разбежался няка. А тут жизнь его бац утюгом по морде...