Шарманка – двухгодовалая беспородная трехцветная кошка, член нашей семьи и мой друг.
После двадцати лет жизни среди кошек я убедился в том, что у животных – по крайней мере, у кошек – есть самосознание. Характер. Мышление. Душа, наконец. И душевные болезни. (Одно время у меня был кот, которого ни один психиатр не назвал бы душевно здоровым – в детстве он постоянно убегал и прятался от нас, а, когда вырос и набрался сил, начал нас атаковать. Когда мы пытались показать ему, что мы хорошие (ласково заговорить с ним, погладить), он яростно царапался и кусался). Так вот, кошки – личности. Я это утверждаю. Готов доказать на многочисленных примерах.
Но сейчас я хочу говорить не о многочисленных примерах, а о Шарманке.
И сравнить характер кошки и ее хозяина.
Мы в чем-то похожи – видимо, нас свела сама судьба.
Например, общая наша черта – внезапные приливы энергии, которую нам немедленно хочется выплеснуть.
Я с детства выплескиваю эту энергию так: начинаю хлопать в ладоши или стучать ладонями по столу, точно заяц-барабанщик. Иногда кричу или пою. Иногда я говорю кому-нибудь из близких: «Можно тебя крепко-крепко обнять?». И стискиваю его шею до боли.
Шарманка же может стоять спокойно и вдруг без видимых причин подпрыгнуть на месте, или броситься бежать, не разбирая дороги (однажды она даже ударилась головой о шкаф), или же легонько куснуть нашего второго кота – Горация.
Гораций был обескуражен, когда его куснули за шею безо всякого повода. Но Шарманка не желала ему зла. Кому же и знать это, как не мне. Она куснула его по той же причине, по которой я стискиваю людей в чересчур крепких объятиях. На нее «накатывает».
Шарманка очень ценит свою независимость и всегда старается настоять на своем в мелочах, например, не идет на зов, пока не сочтет нужным (т. е. пока мы не перестанем звать ее и не займемся своими делами). Можно сколько угодно оглашать сад жалобными криками: «Шарманка! Шармааанкааа!». Кошка обычно появляется через пять-десять минут после того, как ее перестали звать, и тихонько проскальзывает в дом, как будто эта мысль ей самой только что пришла в голову.
Я, если подумать, делаю точно так же. Когда взрослый человек дает мне совет, особенно разумный совет, основанный на логике, то есть совет, который и я в душе считаю правильным – я ни за что не приму его сразу, и я обязательно внесу поправки и уточнения, но все это затягивание и внесение поправок будет сводиться к одному: я не хочу признать, что уступаю. Я хочу, чтобы мой поступок считался только моим. Я хочу доказать себе свою независимость.
Шарманка очень по-детски проявляет любовь и ревность.
Меня она, конечно, считает своей собственностью.
Эта черта, можно сказать, общекошачья.
Она может выплеснуть на меня огромный запас любви и нежности, так, что я растаю, но потом два-три дня она или спит почти беспробудно, или занята своими кошачьими делами. Иногда она просто исчезает. Мне кажется, ей было бы трудно всегда помнить о том, что я в ней нуждаюсь, что мне грустно и одиноко без нее, и она время от времени «забывает» об этом, а, когда «вспоминает», сама радуется, как ребенок, нашедший старую любимую игрушку, и безмятежно трется об меня своей бедовой головой. То есть она с помощью, скажем так, невинного вранья совмещает независимость (безответственность, свободу передвижения) и любовь (ответственность, необходимость всегда быть рядом в нужную минуту). «Ой, это ты! Как здорово, что я тебя, наконец, нашла!» – читается в ее честных глазах. Кто знает, может быть, умей она говорить, она всерьез постаралась бы убедить меня, что ее время от времени похищает НЛО с целью исследовать загадочный интеллект кошек…
Я в этом смысле, к сожалению, тоже не подарок. Я могу «забыть» зарядить мобильник. Могу «забыть» его дома. Могу «не услышать», как он верещит. При этом звонки могут быть очень важными – по делу. А могут быть важными потому, что кому-то из «прирученных» мною именно в эту минуту не хватает моей любви. А я как бы говорю всем: «Я в домике! Хочу почитать книгу – и буду ее читать!». В принципе, модель поведения та же, мотив тот же, только я не умею заглаживать вину по-детски наивно и мило, как Шарманка – и у меня не такие прекрасные глаза. Я начинаю оправдываться, потом доказывать, что все-таки прав, ерепениться, злиться – и делаю только хуже своим близким и себе…
Конечно, Шарманкин вариант – невинный, но не лучший.
Он прокатывает только с влюбленными идиотами вроде меня.
(Иногда я думаю, не слишком ли бурно я люблю ее – она все-таки не плюшевый котенок, которого можно затискать до дыр, а живое существо. Может быть, я просто перекрыл ей кислород, поэтому кошка время от времени превращается в мисс Меня-Похитили-Инопланетяне и возвращается отдохнувшей… от меня).
Она не ревнует меня к другим членам семьи, зато ревнует к компьютеру и книгам. Наблюдать за ней, когда я занят работой или чтением, очень интересно и поучительно. Когда я строгим голосом говорю: «Шарманка, я работаю», животное смотрит на ноутбук печально и серьезно, как ребенок – на классный журнал в руках педагога. Кажется, Шарманка все понимает. Она действительно понимает – прежде всего, что я минус ноутбук = я плюс Шарманка.
Небольшое отступление от темы. Когда Шарманка была помладше, ей нравилось «смотреть мультики», то есть нажимать лапой клавиши и наблюдать, как на экране (обычно в текстовом редакторе) появляются какие-то новые знаки. Однажды, на мою беду, меня отвлекли, когда я наводил порядок в папке «Программы». Вернувшись, я увидел, что моя умная девочка удалила файлы программы Winamp и с интересом смотрит, как они отправляются в корзину. Зачем она это сделала? Ну, я не собираюсь утверждать, что она предпочитала проигрыватель Windows Media. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что она опять нажимала на разные кнопки и «смотрела мультики». Если посмотреть с ее точки зрения, файлы, летящие один за другим в корзину, не менее интересное зрелище, чем первый в истории мультфильм – для первых зрителей первого мультфильма.
Сейчас компьютер для нее – не игрушка, а соперник. Почему у нее изменились установки, я не знаю. Но факт налицо: она ложится рядом с ноутбуком и начинает потихоньку толкать его головой, пока не оттолкнет в сторону и не ляжет на его место. Посыл ясен: перестань гладить эту черную глупую штуковину и погладь, наконец, меня. Работать невозможно. Но мне неприятно, что мной манипулируют, и я не сдаюсь. Я достаю с полки энциклопедию, которая нужна мне для работы. Как только я нахожу нужную статью (то есть перестаю листать книгу и начинаю читать), Шарманка садится на раскрытую энциклопедию сверху. Я, конечно, обнимаю ее, и работу приходится отложить минут на двадцать, или, может, на полчаса.
Когда однажды я твердо решил ее игнорировать, она села в угол, спряталась за гитару и надулась. Причем, как все надувшиеся люди, то и дело поглядывала краем глаза, рву я на себе волосы от раскаяния или еще не рву. У нее была такая выразительная физиономия, что я засмеялся, отложил книгу и занялся кошкой.
Что до меня, я ревную маму к телевизору. Кроме того, я ревную ее к маленьким детям (разве я виноват, что вырос?) и к обладателям машин (тут чувство более сложное).
Вообще я – ревнивый человек. Мне важно знать, что меня любят больше всех возможных претендентов на мое место – даже воображаемых или полуреальных, вроде «какого-то парня из передачи «Умники и Умницы», который вроде бы поступил в МГИМО (а ты не поступил)». Серьезно, если вместо меня весь вечер хвалят соседа, или кинозвезду, или бог-знает-кого-еще – я веду себя, как пятилетний ребенок, и гневно говорю: «А меня… меня можете вообще выбросить на помойку». Мне надо каждый день напоминать словом и делом, что у меня ничего не отберут, что меня не заменят кем-то лучшим (более умным, добрым, чутким и так далее).
Короче, мне важно знать, что меня любят.
Просто любят.
В связи с этим мне сразу же приходит на ум единственная шарманкина фобия.
Вообще Шарманка – кошка жизнерадостная, к депрессиям не склонная, прочно стоящая на всех четырех лапах. У нее отличный аппетит, а ее здорового сна хватило бы на пятерых страдающих бессонницей.
Но вот есть у нее один страх.
Я нашел Шарманку на улице.
И принес домой в красном рюкзаке.
(Разумеется, там есть отверстие для вентиляции: молния закреплена так, что остается дырка – из этой дырки время от времени может высунуться розовый нос, а также мохнатые щеки, комплект черно-белых усов и один розовый рот, громко вопящий).
И каждый раз, когда она видит этот красный рюкзак, она начинает беспокоиться. Стоило мне ее в этот рюкзак посадить (чтобы вести к врачу), у Шарманки началась истерика. От криков она осипла, рюкзак дергался и вздувался какими-то невероятными буграми, а пассажиры в маршрутке долго и подозрительно выспрашивали у меня, куда я везу животное, и требовали раскрыть рюкзак и «перестать мучить бедняжку». На самом деле о том, чтобы выпустить Шарманку, не могло быть и речи. Окна в маршрутке были открыты. В истерике и люди способны кинуться на проезжую часть, а что говорить о кошке? У врача моя умница держалась очень спокойно и правильно, но на обратном пути снова кричала. Понятно, в этом разнесчастном красном рюкзаке я ее никуда больше не вожу.
Представьте себе, что вы ребенок, что вы бродяжничаете и голодаете, потом некая красная машина вдруг перевозит вас в другой, более тихий и чистый город, в дом, который вы можете называть своим, в любящую семью, и вам не надо беспокоиться, где взять еду, и вы можете большую часть дня делать то, что вам нравится, а в соседних дворах полно ваших сверстников, с которыми можно общаться. И вот эта красная машина приезжает снова. Вас туда сажают и говорят, что все будет хорошо, это для вашего же блага…
Понимаете, почему эта ситуация выносила Шарманке мозг?
В пределах нашей тихой улицы она не боится ничего. Но если ее – даже не в рюкзаке, а на руках – нести куда-то прочь от дома, она забьется, как пойманная рыба.
Мне рассказывали о котах, которые свободно путешествуют в корзинке из города А в город В. О котах, которых не обнаруживали проводники в поезде, ибо коты эти ни разу не мявкнули за всю дорогу. О котах, которые всегда радостно исследуют новые места.
Но это не наш случай.
Я стараюсь выносить Шарманку за пределы ее мира только in extremo.

Такая вот прикладная кошачья психология…