В магазинчик "Пространство волшебства" заходит иностранец.
Говорит по-английски.
Требует показать папирусы из Египта.
- Это плохие папирусы. Плохие и дорогие. Там, в Египте, они хорошие и дешевые.
Наталья, хозяйка магазинчика, обращается ко мне:
- Что он сказал?
- Он сказал, что лучше покупать папирусы в Египте.
- Скажи ему, что наши папирусы из Египта.
Я перевожу эту фразу. Иностранец игнорирует ее.
- Скажи ей, что в Египте хорошие, дешевые папирусы. Я был в Египте.
- Могли бы там и купить, - говорю я. - Здесь они, конечно, дороже.
- Я хочу сравнить.
- Ясно, что у нас они дороже, - говорит Наталья. - Мы платим за доставку, платим за аренду. Переведи ему.
Но иностранцу это неинтересно.
- Древние египтяне писали иероглифами. Я хочу понимать египетские иероглифы. Но это не так легко. Да, не так легко. Китайские проще. Я был в Китае. Знаю китайский.
- Какие они, китайцы?
- О, китайские женщины никогда первыми не заговорят с иностранцами. Даже мужчины не хотят заговаривать с иностранцами. Но если ты знаешь китайский, они будут с тобой говорить. Они любят тех, кто знает их язык. Приходишь в кафе, там сидит компания... Вы познакомитесь, разговоритесь. Пройдет совсем немного времени, и вы - друзья. Они угощают. Захочешь заплатить, а они отказываются, машут руками. Да, им нравится, если ты хорошо знаешь китайский.
- Китайцы бедны?
- В Бангладеш люди беднее.
Мы знакомимся.
- Хакан. Хакан Ылдыз. Моряк. Из Турции.
- Ылдыз – это звезда, а что значит Хакан?
- Король.
Я перевожу это Наталье и комментирую:
- Повезло мужику. Только родился, и сразу назвали – Король Звезда.
- А кто ты? – спрашивает он меня.
- Художник и в то же время библиотекарь. В России это – не редкость.
Я показываю ему рисунки. Он считает, что мне следует быть только художником. Я отвечаю, что в будущем, возможно, так и будет.
- Твое имя – сложное. Его нелегко выговорить. Что оно значит? – спрашивает он меня.
- Благородный.
- Я не понимаю этого слова. Объясни.
- Оно означает, что ты… как бы сказать… удачно родился. Ладно, это неважно. Я действительно родился удачно – не в Бангладеш.
Мы смеемся.
Наталья рассматривает фотографии разных городов, которые показывает ей Хакан. Цифровик очень потертый, видно, что его используют каждый день.
Он говорит. Говорит много, обо всем сразу. Я время от времени останавливаю его, чтобы перевести Наталье хотя бы половину того, что он обрушивает на меня. Это мой любимый язык, универсальный английский язык моряков, от которого, наверное, англичане пришли бы в ужас. Это английский со всеми возможными акцентами сразу. Я тоже умею на нем говорить: все, что трудно выразить словами, смело заменяю жестами, смеюсь, стучу пальцем по лбу, вызывая из памяти нужные выражения, и от души радуюсь, когда мне удается их вспомнить.
Он говорит.
В Амстердаме можно курить марихуану прямо в кафе. Он курил.
В каком-нибудь Таиланде верующие подносят статуе Будды конфеты, фрукты и даже пиво. Все это портится на жаре, но никто не ест еду, посвященную Будде.
- Это неправильно, - говорю я. - Не думаю, что Будде понравилось бы все это.
- Это неправильно, - соглашается собеседник.
- Мы, христиане, подносим святому Николаю золотые кольца и цепи. Я не понимаю этого. Святой Николай не нуждается в золоте. Я плохой христианин. Далеко не все понимаю и принимаю в нашей религии.
- Да, это мне знакомо. Я - мусульманин. Плохой мусульманин. Курю, пью и все остальное.
- Что ж, вот мы оба перед Господом - уж какие есть.
И мы смеемся.
- Я сомневался в своей религии. Прочел книги обо всех религиях. И остался мусульманином.
- Я тоже прочел обо всех религиях. И понял, что все они хороши, пока за них не надо проливать кровь.
- Это верно.
Неожиданно он поражает меня вопросом:
- У вас есть исторические места? Святые места? Пирамиды?
У меня слишком богатое воображение. Я представляю себе пирамиды в Новороссийске и просто не знаю, что ответить.
На помощь приходит Наталья, которая поняла слово «пирамиды», хотя я не перевел ей всю фразу.
- Дольмены. Скажи ему про дольмены.
Я объясняю ему, что дольмены находятся в лесу и до них еще надо добраться. Впрочем, для начала довольно и Вечного огня.
Веду его к Вечному огню.
Потом показываю ему, где можно поесть русских вареников.
Он доволен. Я – тоже.
- Моя сестра – капитан, – говорит он, – а я – простой матрос. Что ж, я закончил всего пять классов. Так уж вышло. А дальше всему учился сам. Знаю четыре языка. И все, что положено знать моряку. Сколько тебе лет?
- Двадцать четыре.
- А я, видишь, раза в два постарше. Я – самоучка. Это отнимает много времени. Может быть, слишком много.
- Не жалейте ни о чем. Я хотел бы быть моряком.
- А я хотел бы, чтобы мне было двадцать четыре.
- А я все равно хотел бы быть моряком.
Телевизор в кафе наводит его на мысль о доме, о том, как давно он спокойно не смотрел телевизор.
- Но сильнее всего я скучаю по кошке.
- Сам такой же. У меня есть кошка – трехцветная. На носу – рыжее пятнышко.
- Моя – бело-рыжая, рыжая «полумаска» на мордочке.
- Скучает по мне, мяукает…
- Скучает по мне, мяукает…
- Зовут – Принцесса.
- Зовут – Шарманка.
- Спит со мной в кровати.
- Спит со мной, греет мне ноги.
- Когда я работаю, ласкается, лижет мне руки.
- Только сяду за ноутбук, она лапой кнопки нажимает.
- Беспородная. Подобрал на улице.
- Беспородная. Подобрал на остановке.
- Когда я в рейсе, мама за ней присматривает.
- Когда я уезжаю куда-нибудь, мама ее кормит.
- Принцесса любит шоколад. Попробуй дать Шарманке шоколад.
- Ну, Шарманка даже колбасу иногда принимает за игрушку. Играет, а не ест. Но я попробую.
- Я верю, что у нее есть душа.
- Конечно. У них есть душа. Даже не сомневайтесь.

И два кошатника, представители разных народов, религий и культур, с удовольствием пожимают друг другу руки.