«Меж землёй и солёной волной», глава шестая
– Кто для тебя этот слепой мальчик? – спросил Дэн, указывая взглядом на спящего Чая.
Гил уставился на Двойного Дэна так, будто не приглашал его в свое логово и вообще впервые увидел.
– Кто-кто… Хрен в пальто. Ты, Дэнни, в Мире Вещей в библиотеку сходи, словарь почитай.
– Зачем?
– Хорошие слова можно узнать. Дружба. Доверие.
– Дерьмо.
– Дурак…
– Delusion*.
– Дьявол. Двойной Дэн.
Посмеялись невесело.
______
*Delusion – заблуждение, наваждение, иллюзия.
Гилу вспомнилось, как однажды в штаб-квартире банды он застал на кухне потрясенного, сжавшегося в комок Тэдди. Очки перекошены сильнее обычного, изгрызенный ноготь в зубах. «Что ты, братиш?» Мальчик выдавил едва слышно: читать дальше«Гил… А с самим собой… ну… разве так можно?» Вопрос был неожиданный. Но Тэдди, который благодаря сестре наелся мыла на десять лет вперед, на скользкие темы осмеливался говорить только шепотом и только с Гилом. Гил ответил, как умел. «Чисто технически – можно. Если иначе никак. А по-честному – лучше найти себе девчонку». Только спустя время до Гила дошло, что бедняга Тэд не наткнулся в книжке на слово «мастурбация», а наткнулся в темном углу на Дэна-Улыбашку и Дэна-Неулыбу. Извращенцы. Хоть бы запирались получше – от ребенка…
Гил очнулся от воспоминаний.
– Дэн, а как ты мои ловушки прошел?
– С помощью молитвы и такой-то матери.
– Добрая фея помогла?
Дэн ответил неохотно:
– Доброе привидение.
– А по правде?
– По правде. Тэдди, он и при жизни помогал, кому надо и кому не надо.
– Повтори еще раз, парень. А то, может, я тебя неправильно понял.
– Мне помогал призрак Тэда.
– Если б ты хотел соврать…
– …придумал бы что-то правдоподобное. Все верно. Это наш Тэд. Я его разглядел как следует. Он долго меня вел. Все ловушки показал.
– Мой друг решил указать дорогу шпиону и убийце. Забавно.
– Я не представлял угрозы. Для тебя.
– Но Тэдди этого не знал. Я и сам тебе поверил с трудом.
– Возможно, Тэд почувствовал, что я – для разнообразия – иду с миром. Или прочел мысли, все может быть. Призраки, они… другие. Другой природы. Трудно сказать, на что они способны, а на что – нет.
Гил, наконец, позволил себе поверить в чудо. Ну, не совсем поверить… Хоть понадеяться.
– Где он сейчас?
– Понятия не имею. Я его у секретной двери в скале оставил. Может, он там и завис.
– На холоде, под дождем!
Гил вскочил.
– Да стой ты! – Дэн приподнялся, зашипел от боли. Рана вынуждала его двигаться осторожно, и догонять Гила ему бы совсем не улыбалось. – Никуда он не денется, Гил. Сядь и дослушай...
– И с каких пор ты здесь командуешь?
– Извини.
Дэн тут же опустил взгляд, склонил голову и даже стал казаться меньше.
– Мутный ты человек, Дэн. Тэдди тебе помог, а ты его бросил у дверей, как собачонку. И молчал. Не хотел, чтобы мы встретились?
– Ваша встреча принесет горе. Обоим.
– А ты кто, гадалка? Или маньяк? Когда ты мне собирался сказать, что он вернулся?
– Он не вернулся. Он мертвец.
– Он – Тэд.
– И что дальше? Обнимешь его?
– Тебя забыл спросить.
– Что ж, иди. Сценарий такой: ты бросаешься к Тыковке. Ты обнимаешь Тыковку. Тыковка рассыпается в твоих руках. Аминь.
Гил молчал, осмысливая сказанное. Дэн выпил еще воды – за неимением лучшего. В банде он существовал на крепком кофе и почти не пил воду; и как еще жив до сих пор…
– Гил, он с Баржи явился. Понимаешь? Еле отпросился у Капитана. Тебя повидать – и назад. Живым до него дотрагиваться нельзя. Он сам объяснил. Кое-что показывал, кое-что рисовал веткой на земле...
– Показывал, рисовал? Он не говорит?
– Ему запрещено. Нельзя сказать или написать ни единого слова. Иначе его не пустят обратно. И останется Тэдди призраком навсегда. А может, и вовсе растает со временем, не знаю. Только через Баржу можно снова стать живым. Когда отбудешь свой срок.
– Ему не за что срок отбывать.
– Нам всем есть за что сидеть. – В голосе бывшего шпика неожиданно прорезалась искренняя боль. – Мы с тобой тоже не мальчики из церковного хора. Здесь погуляли, а там отмотаем, сколько дадут. Заслужили.
– Что ж ты к банде прибился, если так боишься Баржи? – усмехнулся Гил.
– Я бы в любом случае не избежал Баржи Молчания. Себя не перекроишь. Все находят себе клубы по интересам: кто садовод, кто садист. Наш «клуб» был не хуже других. И катиться под уклон вместе веселей… – Дэн осекся. – Вообще-то не веселей. Вообще-то я вру. Как мне и положено. А Тэдди тебя заждался. Все равно от судьбы не уйдешь.
…
– Тэд! – позвал Гил.
Ответа не было.
– Тэдди!
Дождь уходил и возвращался, уходил и возвращался, точно приступ лихорадки. Сырое дорассветное утро пахло мокрыми шкурами, лизало влажные камни, сопело, пытаясь выдать свое неровное дыхание за ветер, волочило хвост по камням, притворяясь, будто это журчит ручей в долине.
Что я делаю, подумал Гил. Идиот. Стою здесь и зову мертвеца.
Я же сам видел, как он взорвался. Я видел, что от него осталось. Я сам, своими руками собрал это "что-то" в ведро, борясь с рвотными позывами, да ещё хлюпая носом, как пятилетка. Опростал ведро в яму и закопал, как умел.
Может, это ловушка.
Может, шутка. Жестокая шутка. За которую яйца оторвать – и то мало.
– Тэд... – совсем тихо, почти безнадежно.
Он появился бесшумно, будто свет соткался из зыбкого полумрака.
Он был такой же, как раньше. И не такой.
Исчезли вечно перекошенные очки с захватанными стеклами – наверное, теперь парень видел мир ясно. И добро видел, и зло такими, как они есть. Так бывает – после смерти.
Исчезли черная фуфайка и синяя фуфайка, надетые одна на другую, жилет, ветровка… Когда Тэдди прочел, что многослойная одежда лучше сохраняет тепло, он подошел к вопросу радикально и превратился в капусту. Теперь на нем были только рубаха и штаны из одной и той же серой материи. Униформа Баржи. Он больше не нуждался в тепле.
Он выцвел. Будто рисунок попал под дождь, краски размылись. Раньше в Тэдди было больше ярких красок: густые каштановые вихры летом выгорали до рыжины, карие глаза под разным освещением казались то желтыми, то рыжеватыми, а уж синяки... Целая палитра синяков. Густо-фиолетовые, серые, черные, зеленоватые, сине-крапчатые.
Теперь синяков не было. Совсем.
Парня больше двух недель никто не бьёт.
Вполне логично – раз он умер.
Что там нам плели про ад и про чистилище? Кому Баржа Молчания – вполне себе чистилище, подумал Гил, а кому – просто место, где не бьют.
– Тэд, братиш...
А улыбка прежняя.
И весь он в этой улыбке.
Улыбается и молчит.
Да, точно, ему же говорить нельзя. С живыми.
И прикасаться к ним нельзя.
И если Гил не хочет уничтожить друга уже навсегда, то не подаст ему руки, не стукнет кулаком о кулак, не обнимет и не похлопает по тощей спине, как привык.
– Ну вот, видишь, нашел меня, – Гил старается не обращать внимания, что голос дрожит и в носу щиплет. – Пошли. Поживем пока у меня в пещере, там сухо и мухи не кусают. А дальше видно будет.
Тэд с готовностью последовал за другом. Не плыл над землёй, а шел. Только очень уж легко. Будто по морскому дну. Раньше вечно шаркал ногами. А если прыгнет – запнется носком сапога обо что-нибудь и пропашет носом землю. Сейчас на пути мальчишке попался обломок трескуна, и он без разбега перескочил камень, не споткнулся.
Гил почти все отдал бы, чтоб вести названного младшего брата за руку.
Не сотканную из тумана, живую, обыкновенную мальчишескую руку, чуть шершавую, в царапинах и цыпках.
От Тэда веяло холодом.
Это был не обычный холод, а тот самый, которым веет из подвалов полуразрушенных домов. Не понижение температуры, а мурашки по коже: уходи, человек, иди в тепло, иди к своим, тебе сюда нельзя, нельзя, нельзя.
Тэд, хоть и против собственной воли, будто шел в чернильном облаке: нельзя, не приближайся, не прикасайся, не твое это дело, живой, знаться с мертвыми.
А Гил знался.
Логика из его жизни сбежала ещё вчера, сверкая пятками. Хотел надёжно отгородиться от любой опасности, а сам собрал под одной крышей охотника за головами, шпиона и мертвеца.
Ну и что...
Это же Чаёк, Дэн и Тэдди.
Озеро гулбоков они миновали спокойно – гулбоки старались держаться подальше от непонятной и зловещей полупрозрачной сущности. Хорошо, что они такие безмозглые. Напади хоть один, коснись Тэда хоть кончиком крыла...
Дэн терпеливо ждал Гила, приподнявшись на постели, а Чай все ещё спал.
– Привет, Тэдди.
Дэн невольно смутился при виде существа, которое сам бы и не подумал пригласить под крышу, где пахнет жильем и хлебом. Он чувствовал себя скованно. Мало кто способен непринужденно болтать с мертвецом. Однако отношения следовало наладить – им, получается, какое-то время придется жить бок о бок. В случае Тэда – не жить.
– Забыл сказать спасибо... Ну, что провел мимо ловушек. Слышишь, Тэдди? Спасибо.
Тэд вместо ответа показал шпиону язык и демонстративно отвернулся, вздернув нос: пф!
– Вот хамло малолетнее, – удивился Дэн. – При жизни он таким не был.
– При жизни его бы за это избили, – объяснил Гил. – Вот он теперь и отрывается. Ничего, со временем успокоится.
А Тэд между тем лёгкими кошачьими шажками подбежал к постели и, все так же демонстративно игнорируя Дэна, во все глаза уставился на спящего Чая.
Невежливо – так пожирать человека глазами.
Вроде слепой не посинел, и таинственных знаков на теле не появилось. Чаёк как Чаёк. Повязку на ночь не снял, бедолага. Забыл, что ли? Или стесняется блеклых, лишенных выражения глаз? Неужели думает, будто пустой взгляд его уродует? Ладно, про это – потом. Со временем привыкнет. Поймет, что настоящие друзья своих не бросают, хоть нету у тебя глаз, хоть сразу четыре или восемь. Славный он. Спит мирно, не то что сам Гил, который вечно стонет и мечется во сне. Бледно-розовые губы чуть приоткрыты, будто Чай хотел что-то важное сказать и никак не дождется тишины. Лицо белое, гладкое, ни дать ни взять мраморный шарик – был у Гила в детстве такой, самый лучший в наборе, беленький, нежный на ощупь, а в руке приятно-тяжелый, и победу всегда приносил.
Тэд, присев на корточки, вглядывался в лицо спящего юноши.
– Как он тебе? – заговорщицким шепотом спросил Гил.
Хорошо бы мелкий улыбнулся, поднял большой палец вверх. А лучше оба.
Принял Чая. Признал за своего.
Но Тэд вскочил – видно, пришел к какому-то неизвестному для других решению и перестал беспокоиться из-за Чая. Это всегда было ему свойственно – поразмышляв и сделав вывод, сразу выкидывать лишние мысли из головы и идти дальше.
А дальше он пошел к противоположной стене пещеры, как раз туда, где кровопивка.
– Стой! – враз охрипшим голосом выкрикнул Гил. Кинулся бы на дурака, сбил бы с ног, да нельзя... Схватишь его – убьешь, и не схватишь – убьешь.
Гил бросил в него жестяной кружкой. Кружка ударилась будто в желе, Тэд покачнулся, по всему телу прошла рябь, но оно тут же обрело прежнюю форму. Тэд остановился, обернулся, на лице отразился лёгкий укор: я, мол, никого не трогаю, а ты кружками кидаешься.
– Гил, кто здесь? – от крика проснулся Чай, тут же сел на постели, нашел рукой руку Гила, стиснул запястье. – Это враг? Я не слышу его!
Ясно, не слышит. Тэд ступает бесшумно. Ничем не пахнет, не дышит, сердце не бьётся. Слепого, да еще спросонья, такой парень до кондрашки довести может: интуиция говорит, что он есть, а слух и обоняние – что его нет!
– Да успокойтесь вы оба, – подал голос Дэн. – Мертвых никогда не видели, что ли? Гил, этому дохлому спиногрызу твоя кровопивка, что слону дробина.
Тэд на "дохлого спиногрыза" тут же среагировал: резко повернулся к Дэну, ухмыльнулся широко, точно Питер Пэн, и показал взрослому средний палец.
Дэн фыркнул:
– Гил, ты это видел? Оборзел ребенок на Барже! Мертвые сраму не имут!
Да уж.
Стоило свести вместе этих двоих, и ни кино, ни театра не надо.
Конфликт их длился с полгода, то затухал, то возобновлялся, и мало кто помнил, с какой ерунды все началось. Тэд сослепу передал Неулыбе соль вместо сахара. Получил по темечку и от сестры, и от Улыбашки. Неулыба отвернулся – не хотел смотреть на избиение младенцев за столом. Тэд с тех пор пакостил именно Неулыбе. Тяжёлые камни в вещмешке, жгучий перец в чае. Неулыба делал вид, что ему все нипочём.
Однако смерть внесла свои поправки в эти странные отношения.
Тэд больше не боялся наказания.
А Дэн, в свою очередь, утратил обычную сдержанность. Он страдал от раны, переживал разрыв тандема, мучился тревожными предчувствиями, а хамство Тэда стало последней соломинкой.
– Нежить недозрелая!
Тэд в ответ оттянул пальцами нижние веки и состроил рожу, которая в исполнении призрака смотрелась особенно пакостно.
– Тухлая макака! Сопля эктоплазменная! – не остался в долгу Дэн. – Онрё!
– Он чего? – не понял Гил.
– Онрё, – объяснил Чай. Он больше не стискивал запястье Гила, но и руку не отдернул. Теперь их пальцы едва-едва соприкасались. – Мстительный призрак в японской мифологии. Дэн, я правильно понял – у нас появился новый друг, ныне покойный?
– Нет, старый... и беспокойный. Тэдди, призрак на вольном выпасе. Пользуется тем, что ему теперь нельзя надрать уши. Потрясает цепями, пугает старушек и невинных дев.
– Так ты старушки или девы, Дэн? – усмехнулся Гил. – И почему до сих пор невинные? Я-то думал…
– Гил, тебя тоже призраком сделать? – огрызнулся бывший шпион. – Я серьезно. Проблемы решать не надо, взрослеть не придется. Да тебе и поздно уже. Давай, соглашайся. Ты же хочешь. Будешь со своим братом по разуму торчать в Игольнице, выть со дна пропасти и случайных путников щекотать.
– Щекочут – русалки, – задумчиво сказал Чай. – Воют – вервольфы. А кстати, что делают онрё?
– Ходят непричесанные, – тут же ответил Дэн. – Посмотри на Тэдди. Примерно такая вот плачевная картина.
Тэда, похоже, происходящее изрядно веселило.
Он заплясал от восторга. Он корчил рожи – и при этом рядом не было сестры, чтобы рявкнуть: «Хватит паясничать!» и наставить ему фонарей.
Он повернулся вокруг себя. Вольно и восторженно раскинул руки.
Все мерцающие звёздочки кровопивки снялись со своих мест и светлячками закружились вокруг него.
Тэд поднял худенькую руку над головой, и на руке тут же возник мерцающий пунктир. Узоры, выложенные из белых звёздочек, заскользили по его тонкому полупрозрачному телу, и оно засветилось от макушки до пят, будто подсвеченная электрическими гирляндами скульптура из матового стекла.
Зрячие залюбовались, уронив челюсти.
А Чай, естественно, даже головы не повернул в сторону удивительного зрелища.
Он поднялся и тихо спросил, ни к кому не обращаясь:
– Почему оно слушается так легко?..
– Что – легко, Чаёк?
– Оружие морфо послушалось вашего друга. Я чувствую. Одной силой мысли он освободил пленную душу... И оно радостно расстается с жизнью. Умирает. Уходит.
И верно, звёздочки становились все тусклее, мигнули в последний раз и погасли. Тэд подбежал к стене и коснулся кровопивки. Ничего не произошло.
Тэдди нежно погладил ящик, лежащий у стены.
– Кыш оттуда, Тыковка! И так с оружием наигрался на все жизни вперед!
– Ты не того боишься, Гил, – сказал Дэн.
Гил начал понимать. Ударом ноги сбил крышку с ящика, рухнул перед ним на колени, как перед умирающим бойцом, и кинулся перерывать свои сокровища. Потускневшие самосветы в сетках трещин, потемневший металл. По лезвию меча змеилась трещина от гарды до острия. Медузы-душители ссохлись, точно пролитый яичный белок. Из тонкой трубки, инкрустированной мелкими самосветами, высыпалась горка ржавчины и потемневшие, погнутые иглы.
– Там товара на пятьдесят кусков! – Гил чуть не дымился. – Мои пятьдесят кусков!
Он доставал из ящика один испорченный артефакт за другим.
Чай сказал:
– Не трать время. Все, что в ящике – разрушено. Там только пустые оболочки.
– И ты знал? И не помешал ему?!
– Как ему помешать? Оттолкнуть? Удержать за руку? Мне показалось, он тебе дорог.
– Ещё бы не дорог! Обошелся в целое состояние!
Кулаки Гила сжались сами собой.
– Ах ты… Пятая колонна! Да за такое одним пальцем в порошок...
Гил осекся.
Тэд приблизился, он смотрел в глаза старому другу.
Что-то важное необратимо изменилось в нем после Баржи.
Он оставался таким же хрупким – нет, стал ещё более хрупким, ведь его теперь можно было и впрямь убить "одним пальцем".
Но он больше не убегал, не прятался, не сжимался в комок, не закрывал голову руками.
На лице у него было написано:
"Ну давай, бей. Прикоснись ко мне, уничтожь навсегда. Я не убегаю. Если друг, единственный за всю жизнь, меня ненавидит…".
Гил разжал кулаки.
Переглотнул.
Спросил:
– Тэдди… Объясни, зачем ты так сделал? Ради чего?
Мальчик не ответил.
А как он мог ответить?
Тишину нарушил негромкий, мягкий голос Чая.
– Кажется, я знаю, ради чего, – сказал Чай. – Ради собратьев.
– Собратьев?..
Прекрасное лицо Чая стало суровым.
– В оружии морфо заключены пленные души. Их под пытками исторгли из живых тел. Они изнемогают в неволе. Они кричат. Мы с вами этого не чувствуем. Но Тэд после смерти стал лучше понимать оружие морфо, чем людей.
Как и обещал - продолжение
«Меж землёй и солёной волной», глава шестая
– Кто для тебя этот слепой мальчик? – спросил Дэн, указывая взглядом на спящего Чая.
Гил уставился на Двойного Дэна так, будто не приглашал его в свое логово и вообще впервые увидел.
– Кто-кто… Хрен в пальто. Ты, Дэнни, в Мире Вещей в библиотеку сходи, словарь почитай.
– Зачем?
– Хорошие слова можно узнать. Дружба. Доверие.
– Дерьмо.
– Дурак…
– Delusion*.
– Дьявол. Двойной Дэн.
Посмеялись невесело.
______
*Delusion – заблуждение, наваждение, иллюзия.
Гилу вспомнилось, как однажды в штаб-квартире банды он застал на кухне потрясенного, сжавшегося в комок Тэдди. Очки перекошены сильнее обычного, изгрызенный ноготь в зубах. «Что ты, братиш?» Мальчик выдавил едва слышно: читать дальше
– Кто для тебя этот слепой мальчик? – спросил Дэн, указывая взглядом на спящего Чая.
Гил уставился на Двойного Дэна так, будто не приглашал его в свое логово и вообще впервые увидел.
– Кто-кто… Хрен в пальто. Ты, Дэнни, в Мире Вещей в библиотеку сходи, словарь почитай.
– Зачем?
– Хорошие слова можно узнать. Дружба. Доверие.
– Дерьмо.
– Дурак…
– Delusion*.
– Дьявол. Двойной Дэн.
Посмеялись невесело.
______
*Delusion – заблуждение, наваждение, иллюзия.
Гилу вспомнилось, как однажды в штаб-квартире банды он застал на кухне потрясенного, сжавшегося в комок Тэдди. Очки перекошены сильнее обычного, изгрызенный ноготь в зубах. «Что ты, братиш?» Мальчик выдавил едва слышно: читать дальше