Итак, Дэррин (Дэрри).
По виду и по манерам не скажешь, но Дэррин - совершенная, почти идеальная посредственность. Таким людям (и нелюдям) часто удается пробиться во власть.
Откуда имя - читать дальшепонятия не имею. Так назвался. Откуда у него красивая моська, своя или подправил кое-где - ну, фифти-фифти. При жизни он был вполне приятный внешне, хоть и не с этими фосфоресцирующими бледно-аквамариновыми волосами, конечно. Подобные избыточные красивости - явно результат переделки. Вообще долго живущие исключительно в Мире Снов существа вполне могут сменить имя и полностью изменить внешность.
Первое впечатление: благородный, интеллигентный молодой человек.
Впоследствии становится понятно, что Дэрри
читать дальшеа) не благородный, предал бы соратника за безделицу, за какой-нибудь занятный артефакт для коллекции - лишь бы никто не узнал; он может годами сносить оскорбления от сильного человека с кучей союзников и не задумываясь раскатает слабого и одинокого; ему не нужен мощный стимул, потрясение, убедительный мотив для плохого поступка - нет, нужна лишь малая, прозаическая, зато очевидная выгода плюс уверенность, что все сойдет с рук.
б) не интеллигентный, хотя успешно притворяется таковым - копнув глубже, вы понимаете, что из тысяч прочтенных книг он ни одной не прочувствовал сердцем, его мнения о книгах - вторичны, вроде школьных сочинений зубрилы-отличника; из года в год Дэрри методично пробегает глазами и все модное, и все классическое, поскольку чтение - возвышенное занятие, очень полезное для постоянного совершенствования ума и речи, да и беседу помогает поддержать.
в) не молодой, ему тысяча двести с лишним лет, просто за все это время он не стал духовно зрелым и мудрым, и это вполне осознанная позиция; рано поумнеешь - рано поседеешь.
г) не человек, хотя был рожден человеком - мысленно он давно уже не относит себя к жалким смертным баранам, которые людишки.
Дэррин прожил свою земную жизнь как христианский монах (бенедиктинец, если кому-то интересно).
Вначале был славным, кротким мальчиком, искренне верующим, хотя в монастырь попал не по своей воле. Мать, богатая вдова, упихала младшего сына в монастырь со странным напутствием "молись, чтобы никакое невинное дитя не унаследовало дурную кровь твоего отца". Дэррин ломал голову, почему старшего сына она не считает носителем "дурной крови". Но ответа могло быть всего два, и Дэрри вскоре надоело о них думать.
Он полюбил монастырь и монашескую жизнь, полюбил запах фимиама, прекрасные дорогие книги и похвалы за хороший почерк, и особенно Деву Марию. Она была добрая и любящая, не то что его родная мать. Здесь было иногда голодно, но зато никто его не попрекал куском. Становясь подростком, он начал мечтать не о женщинах, а о святости, но с той же мучительной страстью, с какой обычные подростки мечтают о женщинах. Доводил себя до экстатических видений, мучил тело и разум молитвами и постом - уже почти ничего не соображал - и так случайно нашел Мир Снов. Принял его за рай. Начал обживаться. Правда, его настораживало отсутствие праведников, святых и Девы Марии, но братьям он на всякий случай соврал, что видел чуть ли не всех святых и весь сонм ангельский. Братья-монахи уже привыкли, что бедный мальчик крепко засыпает или теряет сознание, а потом рассказывает свои видения (кстати, довольно далекие от правды, но у юного Дэрри это еще была детская ложь, без цинизма).
Он еще не умел контролировать процесс перехода в Мир Снов и обратно, вот и падал в обмороки где ни попадя.
Однажды Дэррин уснул "тем самым сном", и, как всегда, никто не мог его разбудить, хоть водой обливай, хоть на пол скидывай. Проснулся он сам. Ощутил запах дыма. Почему никто не кричит "Пожар!"? И кто подпер дверь в келью, не давая Дэррину спастись? Ответ на последний вопрос нашелся быстро. Мальчик стал изо всех сил толкать дверь и наконец приоткрыл ее достаточно широко, чтобы протиснуться. У двери лежал труп. Все заволокло дымом, но внизу, у самого пола, дыма было меньше. Бормоча: "Богородице Дево, мамочка, спаси", Дэррин на четвереньках кинулся к выходу - по кровавым лужам, по трупам, натянув на нос ткань рясы, чтобы хоть немного защитить легкие.
Монастырь был разграблен и сожжен норманнами. Считалось, что никто не выжил.
Дэррин скрывался в лесу и там обнаружил, что питание в Мире Снов поддерживает человека и в Мире Вещей. Он не спешил возвращаться к людям, ведь они снова стали бы решать его судьбу за него.
Однако и в Мире Снов нашелся желающий подчинить мальчика себе. Стоило ему забраться на дерево, устроиться понадежнее и уснуть, к нему в Мире Снов явился незнакомец и представился его отцом. По словам отца, он не умер, а окончательно ушел в Мир Снов. Ему было трудно проникнуть в сознание сына, пока оно было занято всякой религиозной чушью. В Мире Вещей отец был колдуном, поэтому лицемерная святоша-жена ненавидела его. Первенца она (в отместку) родила не от мужа, зато Дэррин - его законный наследник, посвященный Князю Тьмы в момент рождения и прочее, и прочее. Отец посоветовал сыну все-таки не избегать монашеской жизни, потому что потомку и наследнику черного колдуна лучше всего скрываться в монастыре, под самым носом "идейного противника". Дэррин не стал открыто возражать страшному старику, но решил, что будет слушаться его лишь постольку-поскольку. Юноша понял, что его могущественный отец глуп и слеп. Старик построил себе башню (черного цвета и какой-то непристойной формы), подчинил своей воле еле живых от голода, покрытых паршой хищных тварей - в основном заглотов, уыргов и глаухов - и думал, будто ему служат легионы Ада. Он верил, что Мир Снов принадлежит лично ему и его потомкам, хотя этот мир безграничный и ничей. Он всю жизнь ждал явления Князя, а Дэрри почти сразу понял, что в Мире Снов ни ангелов, ни чертей нет. Дэрри втайне презирал отца за глупость и старческую брюзгливость, но боялся его вспышек гнева и его вечно голодных цепных чудовищ.
Так юный монах и жил в дальнейшем, уже в другом монастыре: днем внимал святым отцам, а ночью - колдуну и чернокнижнику. Отцу он не доверял, но и вера в Бога и Святую Церковь у него пропала. То ли в тот страшный день, когда Господь не спас его братьев, то ли позже, просто от скуки. Ведь люди рано или поздно теряют детскую восторженность, и им становится скучно. В любом из миров. Дэррин понял: истины - нет, добра - нет, смысла жизни - нет. Неважно, чистая у тебя душа или в ней кровь и мерзость. Нет помощи от Бога. Помогай себе сам или сдохни. Другой бы повесился, осознав это, а Дэррин пережил духовную трансформацию с холодным спокойствием моллюска.
В церковной иерархии начал быстро продвигаться наверх, но сумел вовремя остановиться, чтобы не нажить сильных врагов. Окружающие много лет искренне любили доброго, учтивого святого отца, мастера читать гладенькие понятные проповеди.
В Мире Снов он изо всех сил старался не выдать, что полностью постиг нехитрое темное искусство отца, и ждал, когда же старый самонадеянный глупец погубит сам себя. Вскоре цепные твари совершенно случайно (?) вырвались и сожрали хозяина. Дэррин оплакал отца, уничтожил крепость и бедных тварей заодно, превратил выжженные земли в цветущие луга, предстал перед Советом Крылатых с повинной и объявил, мол, после этой ужасной смерти я поневоле осознал, что родной отец вел меня НЕ ТУДА, и отныне буду держаться правильного пути. Крылатые поверили (вообще-то им было все равно, что там делается на мааааасеньком участке одной из миллионов плоскостей Мира Снов - выжженная земля трескается или цветочки растут, да кого это волнует).
Дэрри обещал исправиться, да особо и не солгал. Так называемый "правильный" путь выгоднее, ведь его одобряет большинство. Где баранье стадо, там и шерсть.
Будь он сильной личностью, как Фауст, его бы давно захватили непомерные амбиции. Но в глубине души он остался осторожной трусливой улиточкой. Поэтому нигде не напортачил, никем не был отравлен, не выдал свою темную натуру и не стал жертвой доноса, а очень аккуратно ушел в Мир Снов. После "смерти" его даже чуть было не канонизировали!
Дэррин довольно потер лапки и продолжил тихой улиткой ползти наверх. За тысячу лет, не обладая никакими талантами, кроме упорства и прилежания, умудрился доползти до Совета Крылатых.
Имея неограниченное время и терпение, упертая посредственность всегда добьется своего.