Персонажное, Риэлль Рант

[inerind]

Я давно не имею возможности ролить.
Ни полигонки, ни кабинетки.
А хочу бешено, люто, и все мои мечты, миры и повести - ролевки с самим собой.
Но все, что завязано на толпу больше полутора человек, я не способен довести до ума. Это мой пробел. Почему - не знаю. Другие же могут ставить игры. Даже интроверты.
А мне технически легче написать рассказ.
В одно рыло.
Технически - да, но не психологически. Внутри моих рассказов мне не хватает Еще Одного Человека. Хотя бы одного, можно больше. Чтобы дополняли, давали советы, критиковали логику мира, требовали ввести экономику, право, продумать медицину и прочее. Чтобы видели каких-то героев гораздо лучше меня, и спорили со мной, или - я даже спорить не буду, сразу соглашусь, почувствую, что они правы, научусь у них чему-то важному.

Персонаж, которого я сейчас веду:

Риэлль Рант.
Вселенная - Elder Scrolls, я им бегаю в Морровинде. Раса - данмер.
Возраст - в пересчете на наш человеческий - около 18 лет.
Молодой темный эльф с темно-красными волосами и ярко-алыми глазами. На лице - шрам.
Правый глаз видит очень плохо из-за травмы, и если регулярно не подлечиваться зельями, не соблюдать режим, не беречь себя - ослепнет совсем.
Поэтому Риэлль постоянно носит с собой мешочек с лекарствами и не отвечает на насмешки окружающих: "Сидишь на зельях? Без них не можешь, а? Что, правда ничего не можешь?"
...
Он был приемышем и учеником лекаря. Тот учил Риэлля готовить снадобья и мази, преподал основы хирургического искусства. С детства Риэлль не боялся крови. У его учителя было пятеро учеников, но только Риэлль жил у мастера постоянно. У прочих были семьи. Риэлля охотно приглашали в гости, и он во все глаза смотрел на чужих матерей и отцов, на братиков и сестричек. Это было удивительное чудо - любовь. В каждом "шапку надень, холодно" звучала любовь.
Обычно дети гадают, откуда берутся дети, а Риэлль гадал, откуда берутся родители.
Может, надо быть ОЧЕНЬ хорошим, самым послушным, самым прилежным, чтобы заслужить дом, добрую ласковую маму, младшую сестричку в колыбели, братишку, который учится читать по слогам и называет тебя "латик", то есть "братик"...
"Ты думаешь, все это надо заслужить?"
"Не знаю, мастер, я просто..."
"Что ж, мы оба не заслужили. Я тоже сирота".
"Неправда!"
"Что я сирота?"
"Нет! Вы все заслужили! У вас должно быть все самое лучшее!"
"У меня и есть все самое лучшее. Солнце и звездное небо, деревья и травы, огонь в очаге и книга на столе, а еще разум и душа. У тебя тоже все это есть, Риэлль. Все мое - твое. Смотри, уже вереск цветет..."
...
Моровое поветрие делает людей напуганными безумцами. Если больные не выздоравливают, виноват врач.
А ученики... Их не было рядом.
Очень удобно - не быть рядом, даже не предавать, а просто остаться дома.
ЗНАЯ, что так - безопаснее. Да.
"Мастер, бегите! Я сам!.."
А про себя подумал: "Я не такой полезный, как мастер. Он должен понять. Он взрослый. Он умный. Он знает: надо пожертвовать мной. Чтобы жить самому. Чтобы спасать других".
Но у мастера почему-то были другие взгляды на "полезность" ребенка.
На то, кем здесь можно пожертвовать и кем - нельзя.
"Мастер, нет!"
Мальчишка вцепился зубами в толстую руку погромщика. Рука есть, лица нет. У них были мешки на головах. Мешки с дырками. На руке - что-то синее, вроде - татуировка... рыбка...
Кто ударил Риэлля по голове и чем - он уже не помнил. Как в дыму добрался до окна и даже не выпрыгнул, а вывалился оттуда, прокатился по скату крыши, рухнул на утоптанную землю - помнил смутно.
Кровь заливала глаза.
Кровавая пелена закрывала полмира. Оставшаяся половина оказалась чужой. В ней больше не было мастера.
...
Его приютили в семье одного из тех, "домашних" учеников. Но Риэлль теперь знал им цену.
Он не был искренен, когда называл бывшего соученика братом.
Он не был искренен, когда называл его мать матушкой.
Не желал им зла. Не делал им зла. Просто не был искренен. Они потеряли его доверие.
Потом кто-то неизвестный заколол заточенным гвоздем в шею бакалейщика - бывшего моряка с вытатуированной рыбкой на толстой руке. Подумали на продавца, уволенного из бакалейной лавки за лунный сахар. Продавца казнили. Риэлль молчал.
Потом отравились паленой выпивкой еще двое местных - вполне уважаемые граждане.
В течение двух лет совершенно случайно умерли все участники того погрома.
Но никто же не подумает на ребенка.
Даже на ребенка, который все заработанные правдами и неправдами гроши относит старому солдату в обмен на обучение...
...
Когда обучение было завершено, старик сказал:
"Я знаю, что ты теперь меня убьешь. Я обучил тебя и узнал твою душу и твой разум куда лучше других. Ты передо мной в долгу, и ты знаешь, что я знаю, зачем ты брал уроки. Ты из тех, кто убивает и за меньшее. Верно?"
"Можно задать вам вопрос?"
"Задавай".
"Вы считаете, я был прав?"
"И да, и нет. Да - потому что они поступили плохо. Они были виновны и заслуживали казни. Нет - потому что на этом пути, на пути мести и справедливости, тебе придется истребить три четверти населения нашего мира. Включая стариков и детей".
"А вы, учитель? Вы тоже виновны?"
"Не меньше, чем ты. Не меньше, чем любой другой".
Риэлль подумал над этим ответом и оставил учителя в живых.
Но сам сбежал из дома.
Он жил нигде, он стал тенью.
...
Однажды в темном переулке Риэллю встретился каджит - друг... вернее, недруг его недавнего детства. Каджит его не узнал - был пьян настолько, что ловил лапой собственный хвост, приплясывал на ходу и хихикал: "Умммрр, бабочки, лунные бабочки, летите сюда!".
Риэлль закинул его лапу себе на плечо и сделал вид, что ведет домой пьяного друга.
Огляделся по сторонам, вынул из чехла на поясе каджита нож, ткнул в бок, а потом уложил тело так, будто пьяный кот свернулся клубком и спит.
Той же ночью Риэлль вымылся в реке. Река была спокойная, в воде дробилась луна. Риэлль подумал, что точно так же дробится его собственная душа: вроде бы не особенно уродливая, не порочная, но - не целая, вся из отдельных кусков или осколков - не спаять, не склеить.
Изначально эльф очень хотел подружиться с каджитом, подростка тянуло к этому веселому бесшабашному юному котяре, но тот толкнул его в плечо и посмеялся над ним на глазах у всех. "Вылижи меня, точно кот - кота, тогда, может, и подружимся, малявка ты серожопая".
Риэлль вызвал каджита на поединок, но тот рассмеялся: "Мя-мя-мя, знаем мы ваши данмерские поединки! Треплешься о чести, а у самого небось в рукаве заточенный гвоздь! Если мы, народ Эльсвейра, хотим зарезать кого-то в темном переулке, мы так и делаем, и не тратим время на высокопарные речи! Ну, тебя-то мне резать незачем, на трупе и пяти монет не найдешь... Дыши, малявка. Я сегодня сытый - серых мышек не ем. Приходи, когда проголодаюсь..." Так он сказал и ушел, потому что каджиты не любят думать о последствиях. Они любят веселиться. А вот данмеры - не очень. У этих двух народов слишком разное чувство юмора.
"Он сказал - в рукаве заточенный гвоздь. Он ЗНАЕТ, что я сделал. Пускай не выдал сейчас - выдаст потом. Он не должен жить".
У Риэлля вообще нет чувства юмора. Никакого.
И нет способности понимать, где реальная угроза, а где - шутка.
Отбили ему эту способность. Примерно так же, как отбивают почки.
Теперь для Риэлля любая угроза - реальная, и реагирует он соответственно.
Потому и не смог оставить в живых пушистого рыжего парня, который ему - о боги - на самом-то деле нравился.
Но не настолько, чтобы из-за него сдохнуть.
Да, параноик. Бешеный параноик.
Любой ингредиент - потенциальный яд, которым можно себя защитить. Кислота - отлично, можно плеснуть в лицо врагу. Планировку любого дома надо знать - все ходы и выходы - Риэлль не успокоится, если чего-то не знает о помещении, в котором находится. Любой гвоздь, любая шпилька в его руках - оружие, не говоря уже о ноже хирурга или длинном клинке, украденном в кузнице...
...
"Я расскажу тебе сказку о маленьком жучке. который боялся ящериц. Он жил праведно и в следующей жизни стал ящерицей. Теперь он боялся гигантских крыс. Он опять прожил праведную жизнь и стал крысой, но обнаружил, что никс-гончая сильнее его..."
Так говорил каторжник по имени Джиуб каторжнику по имени Риэлль.
Когда Риэлля забрали в Морровинд, он не знал, за какое именно преступление его схватили, где он ошибся, что сделал не так. Молчал, как рыба, чтобы не сдавать козыри в чужие руки. Неожиданно ему повезло с соседом по грязному, душному трюму. Джиуб оказался неплохим парнем. Не пытался украсть башмаки Риэлля, пока тот спит. И сказал очень важную вещь:
"Ты можешь не привозить в Морровинд свою тень. Тебе это по силам, даже если ты думаешь иначе. На новой земле у тебя вырастет новая тень".
"Да только не стала бы новая тень черней прежней".
"Тогда тебе придется бегать от себя, брат, пока не закончатся освоенные земли. Только такая доля не по тебе. Ты не беглец, а боец. В силу еще не вошел, а глаза - какие надо глаза. Ты воин".
"А ты?"
"А я странник. Даже здесь, в неволе, путешествую - вглубь памяти, и дальше, много дальше".
"Дальше собственной памяти?"
"Конечно. Я даже помню, почему у нас с тобой похожие шрамы на лице. Почему так было суждено и зачем нужно".
...
В подземельях Квартала Чужеземцев Риэлль выслеживал убийцу.
Он вполне мог оценить иронию ситуации, когда убийцу-данмера нанимают против убийцы-данмера, чтобы защитить эмигрантов.
Призывы "бей мохнатых" или "бей чешуйчатых" или "бей древесных тлей-босмеров" или "бей данмеров-отступников" оставляли его равнодушным. Но, судя по пьяным выкрикам в трактирах и надписям на стенах, большинство населения славного города Вивека считало, что иметь под рукой "не наших" для битья - неплохая идея.
Риэлль хорошо спрятался - в полумраке, за деревянными ящиками и трупом гигантской крысы.
- Дядюшка, а вы в засаде сидите, да?
Риэлль чуть не подпрыгнул на месте.
- Ой. Вы сидите, сидите. Я не мешаю. А можно крысу ободрать? Или это ваша крыса?
- Исчезни, - процедил Риэлль, забиваясь еще глубже в укрытие.
- Нет, просто хорошая, свежая крыса, если вдруг вам не нужна...
- Тихо!
Легкий шорох.
Риэлль облизнул губы.
Она должна быть здесь. Данмерка с отравленным кинжалом.
Котенок дернул ухом.
- Я не хотел вам мешать, дядюшка. Услышал от одной мышки, как та сказала другой мышке, что тут ходит тетка с кинжалом и ищет молодого данмера со шрамом через правый глаз, и я тут подумал, как вас увидел, что вы не знаете, как здесь опасно, для вас то есть опасно, она же может принять вас за него, потому что у вас тоже...
Риэлль вскочил на ноги и отшвырнул котенка, словно тряпочную игрушку.
Маленький каждит с диким "МяяяяАААААААА!!!" шлепнулся в канал.
Брызги окатили невидимую женщину, сделав ее видимой.
Мокрая, точно стеклянная, она казалась призраком Каналов, воплощенной темной стороной Вивека.
Два данмера скрестили клинки.
Котенок вопил, барахтаясь в воде:
- Берегись! Слева! Сзади! Буль-буль-буль... Ой, как прыгает! У нее кинжал заговоренный! Бульб... Тону! Ой! Святая скуума! Тону!
Женщина упала на колени, выронив кинжал и зажимая обеими руками рану. Риэлль всадил короткий меч ей в затылок.
Потом вытащил из воды котенка. Тот судорожно цеплялся когтями за плавающий в канале разбитый ящик. Пришлось еще силой оторвать его от ящика...
Слипшаяся от воды рыжевато-золотистая шерсть и мокрые нищенские лохмотья плотно облепили его. Ни дать ни взять скелетина ходячая, только с круглыми ярко-зелеными глазами и огромными ушами, точно у летучей мыши. Лапы у котенка были мокрые и горячие. Вряд ли это жар. Нормальная температура кошачьего тела.
Котенок тут же достал что-то из кармана и сунул в рот.
- Карамелька. Соленая. Соленая карамель - это почти как сладкая соль! Дядюшка, а вы пробовали сладкую-сладкую медовуху с соленой вяленой рыбкой? Атятяррр... Подмокла, но если сразу съесть, ничего... Только бумажка не отклеивается, я так... с бумажкой... Ух ты, еще одна... А вы будете? Просто у меня ничего другого нету.
Риэлль посмотрел на котенка сверху вниз. Презрительно. Он не знал вкуса карамели. Когда-то мастер учил его, что конфеты вредны, и с тех пор данмер отказывался от сладкого. Он вообще возвел в культ все, что когда-то говорил мастер. Была бы возможность - алтарь бы ему воздвиг.
- Можно, я обдеру крысу, дядюшка? Я не могу без разрешения, это же ваша добыча.
- С каких пор каджиты такие щепетильные?
- Ну, я же не вор. Я великий бард. Будущий.
- Ага. Щепетильный и скромный. Почему ты не умеешь плавать?
- Я умею, дядюшка. Знаю, как надо. Ыть, ыть... - Котенок замахал лапами. - А воды боюсь. Я в ней теряюсь.
- И поэтому не моешься?
- Я только тут, в Вивеке, не моюсь. Работать-то надо. Я тут песни пою - жалистные. Если я буду чистый и хорошо одетый, кто же мне подаст?
- Логично.
Риэлль обыскал труп. Забрал кинжал, как доказательство, что заказ выполнен. Можно было бы взять доказательство понадежнее - отрезать ухо - но почему-то не всем заказчикам такое по душе.
- А можно мне посмотреть?
- Нельзя.
- А вы разве шлем не снимете, дядюшка? Вам не интересно, красивая она или нет?
- Уже нет.
Маленький каджит хотел побежать за данмером, но все-таки остался - обдирать крысу.
Эта короткая встреча позабавила Риэлля.
И в то же время почему-то причинила боль.