Еще в детстве Дикобразка была шальная. Опасная, как невоспитанная собака.
Она дружила со всеми.
А с ней не дружил никто.
Дети в приюте прекращали игру, замолкали и с недобрыми усмешками ждали, когда она уйдет. Другой ребенок расплакался бы или замкнулся бы в себе, принимая навязанную ему роль изгоя. Но у Марьяны и мысли не промелькнуло – подчиниться обществу. Тем более – маленькому и хлипкому. Не берут в игру? Да ладно. Марьяна и не собиралась играть, как все. Скучно. А вот так уже лучше! Карточки лото на полу, ребятишки визжат. Поймаем самого милого и будем дружить изо всех сил. Пока воспиталка не прибежала на крик.
Стоило Марьяне увидеть «милого» человека любого возраста и пола, как она обрушивала на него свою взрывоопасную любовь. То молча следила за предметом обожания, то вдруг бросалась на него, одной рукой хватала за воротник (или за волосы, или за горло), а другой – совала в карман подарок. И убегала. Даже взрослые пугались, не то что дети.
Сильнее и мучительнее всего Марьяна полюбила
читать дальшеновую воспиталку младшей группы. Запугивала и колотила младших, потому что они недостойны такого сокровища, вот. Марьяна смутно надеялась вызвать ее гнев. Когда взрослые злятся на тебя, они тебя видят. И когда бьют – видят. Марьяна слушала под дверью, как она читает сказки мелким придуркам. Сама ни одной сказки не знала. Да и зачем? Это ж для маленьких. Но слушала, слушала… Выменяла у кого-то красивый камень – «куриный бог», аж с тремя дырками – и бросила своей пассии. Тайком. С дерева. В руки отдать постеснялась. Хотела кинуть на раскрытую книгу, а попала по темечку, хорошо, камень был небольшой. Сделала подарок, нечего сказать. А она такая, мол, ничего страшного не случилось. Попросила не наказывать ребенка. Да ну ее. Нашла «ребенка», тоже мне! На Марьяну глянула вскользь. Не увидела по-настоящему.
Другие воспиталки, плюнув на идеи Песталоцци, давно уже давали Марьяне подзатыльники.
Подумаешь! Вот мама дома наказывала, так наказывала.
За свет, например. Нельзя вечером электричество жечь. И дрова нечего переводить. Надень куртку, брюки зимние и спи. Вот растратим природные ресурсы, тогда все вымрем. Да и так скоро конец света. Мама в подвале убежище устроила, консервы запасала. А Марьяна хитрая: ее запрешь в подвале, вроде в наказание, а она там обожрется и на полку заляжет – спать.
Марьяну мама любила. Просто уставала на работе. Нервничала. Говорила, там под нее копают. Хотят знать, где она живет, есть ли у нее муж, дети. Да не просто спрашивают, а допытываются. Мама на ночь ставила перед дверью капкан, чтобы дом защитить. Марьяну за калитку не пускала. Нечего дом без присмотра бросать. И снаружи делать нечего.
Какое там – в первый класс? Мозги детям промывают. Выходят из наших школ рабы. Зомби. Все эти, которые на государство работают, так и норовят влезть тебе в голову. Чтобы остаться нормальным, надо учиться дома. И соседским детям нельзя махать через забор. Пусть они даже не знают, что Марьяна живет на свете. Так – безопаснее. Никому верить нельзя.
Зато у Марьяны был Крокодил. Марьяна его любила с тех пор, как себя помнила, и он ее тоже. Он ее не ругал, что она дикая и дергает его за уши. Сначала, совсем давно, Марьяна ползала вокруг него. Он грыз ее пластмассовую бутылочку, она грызла его мячик. Потом, тоже давно, бабушка научила Марьяну ходить на двух ногах, а Крокодил остался на четырех. Потом бабушка перестала жить, и Крокодил выл всю ночь, а мама и Марьяна не плакали. Со временем все как-то наладилось, и Марьяна с Крокодилом носились наперегонки по дому и по двору, прыгали, лаяли, смеялись, рассказывали друг другу истории. Жизнь стала счастливая. Совсем-совсем. Марьяна искала у друга клещей и вычесывала шерсть, а Крокодил рассказал ей про Мир Снов – он знал про этот замечательный мир понаслышке, от другой собаки, но сам найти туда дорогу не смог.
«Я найду, Крокозень ты мой. Найду и тебе покажу».
Мама измеряла хлеб линейкой, и не дай бог он за день - без нее - станет короче. Есть надо всем вместе, чтоб видеть, сколько продуктов ушло и сколько осталось. Без бабушки мама стала совсем несговорчивая. И с каждым годом все трудней до нее достучаться. Зато Марьяна знала, где лежат запасы на случай конца света. Консервы, мешки с сухарями. Марьяна таскала из разных нычек понемногу, чтоб не очень заметно было. Делилась по-братски с Крокодилом. Он еще со двора мог убежать и чем-нибудь поживиться на свалке. Марьяна так не могла. Жрать хотела даже ночью. От этого и в Мир Снов нашла дорогу, звериным чутьем: там пища растет на кустах, на деревьях, на земле. Подкрепишься, и – удивительное дело – прибавится сил.
Так Марьяна и дотумкала, что Мир Снов – не совсем сон. Здесь и сытно, и свободно – на самом деле.
«Фюить, Крокодил! Ко мне! Да не бойся, здесь хорошо!»
Марьяна так заигралась с Крокодилом в Мире Снов, что мама не могла ее добудиться – сбросила с кровати, била по щекам, совала под нос нашатырь. Еле-еле откачала. Силой выдернула оттуда, где светло и привольно.
Крокодил пропал. Нашелся через пять дней, под крыльцом. По запаху.
Он, скорее всего, сожрал отравленную крысу, которая перебежала от соседей. Но мама сразу сказала: «Отравили».
Соседа мама-таки покоцала. Чем-чем, ножом. Наточила нож и пошла на соседский двор. В домашних тапочках. Чтоб не морил чужих собак. И чтоб через забор не заглядывал к одинокой женщине. Не его дело, как она содержит ребенка. Нельзя среди бела дня шпионить за людьми и травить их собак. В этом она права. Но ее все равно отправили в дурдом. А Марьяну – в приют. И с тех пор зовут: «дочка ТОЙ женщины». Будто они с мамой в чем-то виноваты.
Зато в приюте кормят. Завтрак, обед, ужин. И откуда они берут столько еды?
Да, в Мире Вещей неплохо. А в Мире Снов еще лучше.
Жаль только, что в обоих мирах слово «нельзя» звучит на каждом шагу. Все Марьянины беды от «низзя». Без него был бы рай.