Теперь нам придется жить без Крапивина. Это неправильно. Точно жить без части собственной души.
"— Уик-то-о-риа-а! — на иностранный манер голосила по вечерам Нина Валерьевна. — Пора домой! Слышишь?! Все нормальные дети уже спят! Уик... (ах, как у меня болит голова!)... ториа. Не заставляй меня снова принимать валокордин!
— Выходит, я ненормальная! — шептала в каком-нибудь укрытии Вика. — Ну и отлично. Тогда мы еще погуляем. Ага, мальчики?"
читать дальшеМое знакомство с творчеством Крапивина началось совсем по-крапивински. Представьте, что значит для десятилетки обнаружить на таинственном запыленном чердаке подшивку журналов "Пионер"!
Они были как бы адресованы мне, именно мне, в мои 10 лет, но при этом являлись посланием из другого времени.
Из времени, в котором хотелось жить.
Я никогда не жил в этом времени. Не пришлось.
Меня мучил страх, вполне взрослый страх - как выживать, и когда кончатся "плохие времена", и что будет с нашей семьей, кто позаботится о нас, нужны ли мы хоть кому-то в этом мире.
Еще я думал о том, что у меня совсем нет друзей. Что мой друг, с которым мы играли вместе с первого по третий класс, теперь не хочет общаться со мной, потому что я бедный. А он тоже бедный, но изо всех сил рвется в более крутую тусовку.
Журнал предлагал ответы на совсем другие вопросы.
Как построить практически непотопляемый плот из автомобильных камер и досок. Как самостоятельно собрать слайдоскоп. Как организовать во дворе свой собственный штаб "Каравеллы"...
Предполагалось, что ты можешь просто выйти во двор и кинуть клич: "Ребята, давайте у нас будет своя "Каравелла".
И никто не начнет дразниться, высмеивая каждое твое слово.
Был в мое время такой дивный обычай. Если тебе было что сказать, если ты хотел рассказать ребятам сказку или фильм, или предложить какую-нибудь идею - ну, там, давайте играть в рыцарей, давайте соберем зАмок из коробок и папье-маше - тебя не дослушивали, отворачивались, продолжали бубнить о своем, точно тебя здесь нет. А какой-нибудь "первый клоун в классе" тут же начинал кривляться за твоей спиной, каждое слово переделывать. Народ, насколько я помню, не смеялся, но и не останавливал кривляку. Им было просто все равно.
Мне хотелось сбежать Отсюда - Туда, даже если Там никого не будет, кроме меня. И не с кем будет разделить мысли, чувства, дела и придумки...
В итоге замок все-таки появился - из картонных упаковок, клея и газет. Только для меня. Красивый замок, а внизу - пещера из папье-маше и пенопласта, выкрашенная гуашью. Потом пещеру подъели мыши - она была на клейстере, а не на ПВА...
Ну да ладно.
А первый крапивинский рассказ, прочитанный мной в том журнале - "Бегство рогатых викингов". Это первая часть повести "Мушкетер и фея". Первая и лучшая, по-моему.
"Викинги склонили копья и ринулись к забору. Пятеро друзей, как парашютисты, посыпались вниз, во двор.
— Минуточку! — крикнула Вика и метнулась к своему крыльцу. Буквально через несколько секунд она примчалась с ведерком. Вода блестящим языком перехлестнула через забор. Послышались яростные крики, и викинги отступили. Вика снова уселась на шатком заборе.
— Эй вы, мелкий рогатый скот! — радовалась она. — Обезьяны в дырявых мисках! Получили? Мы вас всех переловим по одному, рога пообломаем!
— Уикто-ориа-а! — раздался позади возмущенный вопль. — Что ты говоришь! Сию же минуту ступай домой! Ты сведешь меня в могилу!"
Потом были и более глубокие, серьезные вещи. "Голубятня на желтой поляне" - она вообще не для детей, мне кажется. Как и "Сказки о рыбаках и рыбках" и "Лето кончится не скоро".
Необычны "Бриг "Артемида" и "Стеклянные тайны Симки Зуйка". Это исторические повести, одна о девятнадцатом веке, другая о пятидесятых годах двадцатого, и герои в них думают, говорят и действуют "с поправкой на то время". Хотя сам автор прямо в тексте указал, что за историзмом не гнался, а только описывал то, что создало его воображение.
"Тощий и малость косоплечий Фатяня ходил в похожей на заграничную рубахе с узором из пальм и мартышек. Уже одно это позволяло зачислить его в стиляги, за которыми охотятся в городском парке и на клубных танцплощадках комсомольские патрули. Правда, была рубаха изрядно замызганная, а в распахнутом вороте виднелась полинялая тельняшка".
Нет, ну правда. А куда без тельняшки-то?Однажды бессонной ночью, три года назад, у меня возникла идея написать письмо Крапивину. Остановило то, что ничего нового я ему не скажу. Что его книги нужны людям, он и так знает. И было неловко тратить чужое нерезиновое время на банальные фанатские "обожамсы". Мне хотелось сказать что-то НАСТОЯЩЕЕ. Единственные нужные слова. Они жили в моей душе, но никак не могли сложиться хотя бы в два-три предложения.
А письмо я все-таки напишу. "СПАСИБО ЗА ВСЁ". И сожгу. Потому что - долетит.