Новый хэштег - Наследники Орина

[inerind]

У меня новый хэштег - Наследники Орина.

По миру Орина буду кидать все, что захочется, по порядку и не по порядку.

Яррэль ард Вейн, горюшко зеленоглазое. Прошу любить и не жаловаться:

– Господин офицер, позвольте узнать, какому счастливому событию я обязан удовольствием пребывать в вашем обществе? – спросил я.
Он должен был сказать: «Здесь вопросы задаем мы», но, видно, ему не нравилась эта фраза, да и вся эта история.
– Ради поддержания общественного спокойствия мы обязаны задерживать каждого, за кого не может поручиться его клан.
Откашлялся.
И добавил:
– В четырнадцать лет быть изгнанным из уважаемого клана…
Ну да, четырнадцать лет.
Мне недавно сказали, что я тяну на все двадцать. Не то чтобы это был комплимент.
Со взрослыми, как меня уверяли, я могу равняться отнюдь не в смысле силы, мужеской стати или зрелости ума, а только в смысле испорченности, цинизма и недоверия к человечеству.
Я бы обменял свой двадцатилетний цинизм на дополнительные двадцать сантиметров роста и хоть какую-то тень над верхней губой.
Насчет ума уже молчу. Только полный идиот, едва заявив об отречении и толком его не оформив, срывает свой клановый плащ и спарывает с рубашки клановые метки. Подозрительно? Не то слово. Но понял я только сегодня, задним числом, какого свалял дурака. А вчера мне хотелось одного: как можно скорее избавиться от всего, что принадлежит Гьяртам. Пусть на рубашке – мелкие дырочки там, где я спарывал герб. Да пусть хоть огромная дыра. Сорвать чужой герб, вот что мне было надо. Перестать быть человеком Гьяртов, а точнее – собственностью клана Гьярт. Обойдутся.
Теперь у меня вместо кланового плаща – куртка военного образца: старье с чужого плеча.
Чем еще я владею?
Вот потертый чемодан, чем-то похожий на смиренного, преданного старого ящера. Всю руку оттянул. Тяжелый. В нем – книги: все, что осталось от нашей библиотеки. Может, я их когда-нибудь и продам. Смотря что мне будет грозить. Выбирая между перспективами "питаться крысами" и "продать любимые книги", я начинаю видеть в крысах неплохой источник ценного белка.
Вот сверток в другой руке: длинный узкий предмет, завернутый в пять-шесть слоев ткани и перетянутый шпагатом.
За спиной – бентана в чехле.
Вместо наручных часов – «часовой загар», светлая полоска на запястье. Да и боги с ними, с часами: другие соберу. Всего-то дел – купить корпус и детали на блошином рынке. Когда-нибудь потом. Когда будет, на что их покупать.
Амулеты и кольца я тоже недавно продал без сожалений.
Все, кроме одного.
На среднем пальце правой руки остался серебряный перстень, довольно массивный и тяжелый. Перстень не смотрится дорогим, не смотрится даже красивым – он смотрится старинным и странным. Обернись он человеком, этот перстень, он стал бы желчным стариком с длинной родословной и злыми причудами; никто бы его не любил, но, тем не менее, окружающим приходилось бы считаться с ним. Вот со мной, например, этот перстень не церемонится: перекручивается, натирает палец до боли, и на коже под ним – темная зеленовато-серая полоска, точно от грязи. Он то сваливается сам собой, а то его ни за что не снимешь. Сама печатка такая: в эмалевом круге – фигурка человека с песьей головой, огромным глазом на груди и полурасправленными крыльями за спиной.
Я знал, что видит офицер. Не знал главного: какие он делает выводы.
– Я сам себя изгнал, – сказал я. – Посмотрите внимательнее мой паспорт и СПК. Вчера я сам отказался от покровительства клана Гъярт.
– Зачем?! – совершенно неофициально поразился он. – Твои родители знают?...
– Думаю, да. Если они и вправду все видят с небес.